Пандора (сборник)
Шрифт:
— Аваата понимает, что происходит с ней.
— Они знают, что их хотят уничтожить?
— Да.
— Разве они не желают предотвратить это?
— Желают.
— Как они собираются это сделать, не разрушив Редута?
— Аваата не тронет Редут.
— Тогда что они собираются делать?
— Что Аваата делала всегда: растить. Аваата и дальше будет спасать всех, кого может. Аваата принесет нас туда, где нам место.
— Разве келп не убивает колонистов? Ты слышал рассказ Ваэлы…
— Еще одна ложь Льюиса, —
Он уставился на черную стену джунглей за спиной Паниля. Где-то там — знал он — таится немалый отряд выживших, равно нормалов и спецклонов, спасенных на равнинах Пандоры дирижабликами и высаженных здесь, подобно бережно собранным земсторонним растениям. Томас не встречал еще никого из них, но Паниль и дирижаблики описали ему их судьбу. Дирижаблики были способны на такое… и в то же время… Томас в отчаянии помотал головой.
— Такая мощь!
— Чья?
— Электрокелпа! Дирижабликов!
— Авааты, ты хочешь сказать.
— Почему они не воспользуются своей властью, чтобы защититься?
— Аваата единственная понимает власть.
— Что? О чем ты?
— Обладать властью — значит пользоваться ею. Такова природа обладания. А воспользоваться властью — значит потерять ее.
Томас зажмурился, стиснув кулаки. Паниль отказывался понимать. А отказываясь понять, он обрекал на гибель всех.
«Какая это будет потеря! Не только человечество… но и эта Аваата!»
— Они столь многим наделены, — прошептал Томас.
— Кто?
— Аваата!
Вспомнив, что показывали ему дирижаблики, Томас высказал свой вопрос вслух:
— Тот дирижаблик, что принес меня, — знаешь, что он мне показал, когда нас накормили?
— Да.
— На пару секунд прикоснувшись к нему, — продолжал Томас, не слушая, — я увидал в бреду практически полную эволюцию последних геологических и ботанических изменений на Пандоре! Подумать только, мы можем потерять это!
— Это не бред, — возразил Паниль.
— А что тогда? — Томас поднял глаза к плывущим в небе лунам.
— Поначалу Аваата учит касанием. Поток информации не искажается, да, но может порой захлестнуть. По мере того, как ученик учится сосредоточению, поток информации становится для него дискретен, разборчив. Начинаешь отделять нужное от пустой болтовни.
— Болтовни, да. Большая часть — просто шум, но…
— Ты умеешь сосредоточиться, — объяснил Паниль. — Ты выбираешь, какие шумы слышать и понимать. Выбираешь, какие образы видеть и распознавать. Тоже разновидность сосредоточения.
— Как мы можем сидеть тут и обсуждать… обсуждать такие… Все же скоро кончится! Навсегда!
— Между нами перетекает истина, Раджа Томас. От власти касания Аваата переходит к прямому общению — разум к разуму. Полное отождествление с другим. Ты видел, как демоны пожирают остатки лопнувших дирижабликов?
Слова его пробудили интерес Томаса.
— Видел.
— Прямое поглощение
— И не говори.
— Нет… преград я не ставлю.
Томас шарахнулся от щупалец пролетающего дирижаблика, которые скользнули по его щеке и задержались потом на миг, оплетая сидящего Паниля. Перед глазами его промелькнули чередой картинки, обрывки невиданных снов. И эта болтовня!
— Твоя тайна продолжает завораживать Аваату, Раджа Томас, — заметил Паниль. — Кто ты?
— Лучший друг Корабля.
В этих словах Керро уловил нечто похожее на истину. Память вернула его в учебную комнату на борту. На долю секунды его охватила ревность и тут же ушла.
— Лучший друг Корабля готов развязать войну?
— Другого пути нет.
— Но кто будет сражаться в этой войне?
— Они и мы — больше некому.
— Но кто это — «мы»?
Томас обвел рукой стену джунглей, надеясь, что указывает в ту сторону, где скрываются принесенные сюда дирижабликами люди.
— И ты намерен противостоять Оуксу насилием?
— Оукс обманщик. Капеллан-психиатр обязан исполнять первую заповедь богоТворения — выживание. Оукс готов пожертвовать будущим всего человечества ради достижения собственных шкурных целей.
— Это верно. Оукс эгоист.
— Чтобы выжить, — продолжал ослепленный негодованием Томас, — необходимо планировать и жертвовать. А кэп должен быть способен жертвовать большим, нежели остальные. В богоТворении мы детей своих отдаем Кораблю. Оукс же заставляет клонов служить его целям, и это при том, что запасы провизии ограниченны. Дети голодают, покуда его игрушки…
Томас умолк, в отчаянии соображая, как же ему заставить поэта понять, что необходимо сделать. Из-за горизонта на востоке выскочила Алки, пронизав молочно-белыми лучами стоящий в кратере туман. Вблизи отчетливо выступил из сумерек каждый блестящий от влаги лист, но в отдалении все по-прежнему сливалось, как на размытой акварельной картине.
— Мы все в опасности, смертельной опасности, — пробормотал он.
— Жизнь всегда в опасности.
— Ну хоть в чем-то мы сходимся.
Томас опустил голову. Взгляд его упал на его же собственные ботинки, и, стоило ему увидать их, как время растянулось, точно в предсмертный миг. Томас вспомнил, как беспомощно болтались его ноги, когда дирижаблик уносил его от клацающего челюстями рвача.
«Смертельная угроза!»
И вспомнился другой миг, сродственный этому, — когда он нажимал стоп-кран на борту безднолета «Землянин», бессчетные века и повторы тому назад. Между решением нажать клавишу и прикосновением прошли годы, и галактики махали ему ветвями на кончиках пальцев. На правом указательном пальце, у самой костяшки, встал торчком один миллиметровый волосок, и что-то крохотное и влажное скользнуло по левой щеке.