Пандора (сборник)
Шрифт:
— Сюда.
Мердок повел ее по узкому проходу между рядами чанов, где зрели первичные клономатки, в отдел микрообработки.
Поначалу интерес Легаты к работе в лабораториях был сугубо умозрительным. Она понимала это сама, и знание это ее успокаивало. В какой-то момент — они как раз проходили сквозь строй клономаток особого назначения — Мердок взял ее за руку, вдохновенно повествуя о методиках и приборах. Легата не отстранилась. Прикосновение его было медицински холодным, а может, и вовсе непреднамеренным. Ничего плотского в нем
Но Легата знала Первую лабораторию, как немногие другие, быть может, не хуже самого Льюиса… и ей еще никогда не приказывали забираться так глубоко в ее чрево.
— …Но с этим я согласился, — говорил Мердок.
Начало фразы Легата упустила, разглядывая недоразвитый, непропорциональный эмбрион, плывший за стеной из хрустального плаза.
— Согласились с чем? — Она глянула на своего провожатого. — Простите, я… тут все так интересно.
— Километры пластали, баки и трубы, псевдотела и псевдомысли… — Мердок раздраженно взмахнул рукой.
Легата сообразила, что у Мердока началась фаза маниакального возбуждения, и ей вдруг расхотелось задавать вопросы о странном плоде, колыхавшемся за плазовой стеной.
— Так с чем вы согласились? — спросила она.
— Мы здесь порождаем людей. Здесь мы зачинаем их, растим в утробах, извлекаем на свет, кое-кого отправляем на борт учиться… Вам не кажется странным, что на нижсторону не допускаются природнорожденные?
— Корабль решает не без причины, а ради блага…
— …Всех корабельников, я знаю. Это я слышу не реже вашего. Но так решил не Корабль. Еще никто не нашел — даже вы, лучший наш поисковик, как я слышал, — в записях приказа Корабля, чтобы все роды происходили на борту. Никто и нигде.
Легата, сама не зная как, вдруг поняла, что он повторяет речь Льюиса. Дословно. Мердок так никогда не говорил. Зачем ей слышать это? Или Оукс задумал разделаться с корабельными акушерами, с наталями?
— Но нам заповедано богоТворить, — возразила она. — Что же мы можем предложить Кораблю большего, чем забота о наших детях? В этом есть смысл…
— И смысл, и логика, — согласился Мердок. — Но это не прямой приказ. А такое ограничение ставит всю нашу работу в Первой в неоправданно жесткие рамки. Мы могли бы…
— Владеть этим миром? Морган говорит, что у вас и так неплохо получается.
Пусть переварит это! Не босс и не доктор Оукс — Морган.
Мердок отпустил ее руку. Щеки его залила краска стыдливого восторга.
«Он знает, что все это записывается, — подумала Легата, — а я испортила ему спектакль».
Ей пришло в голову, что Мердок разыгрывал свое представление для иного зрителя — для самого Оукса. Если авария на Черном Драконе окажется для Льюиса фатальной… да, ему потребуется замена. Она представила, как Оукс будет вглядываться в картинку, плывущую над коробкой бортового сканера. Но… пусть Мердок еще помучается. Теперь она взяла его за руку.
— Я бы хотела посмотреть Сад.
Это было правдой только наполовину.
«Первая лаборатория!»
Спроси любого, что творится за стенами Первой, и он ответит: «Да Корабль их знает!» Или начнет пересказывать детские страшилки про ученых рабов, которые, не разгибая спины, сидят над микроскопами и вглядываются в сердце самой жизни.
Легата знала, что Оукс и Льюис поощряют эти слухи и даже запускают новые, когда прежние начинают утихать. В результате весь комплекс окружала атмосфера всеобщего страха. В последнее время началось даже брожение в народе: слишком много, дескать, провизии поглощает Первая. И для корабельников, и для колонистов отправиться сюда значило сгинуть навеки. Все работники перемещались во внутренние бараки и за редкими исключениями не возвращались ни на борт, ни в саму Колонию.
При мысли об этом Легата ощутила холодок неразрешенных сомнений. «Меня сюда не направляли», — пришлось ей напомнить себе. Этого и не случится до тех пор, пока Оукс еще желает видеть ее нагой на своей кровати… и проникать в нее.
Легата глубоко вздохнула, глотая теплый воздух. Температура и влажность здесь, как и во всех зданиях Колонии, соответствовали бортовым. Но в стенах Первой лаборатории Легату пронизывал до костей особенный холод, покрывая мурашками кожу, стягивая соски болезненно тугими узелками, проступающими сквозь ткань комба.
— Ваши работники, — проговорила она торопливо, чтобы скрыть смятение, — кажутся такими старыми.
— Большинство из них трудится здесь с самого начала.
Мердок отвечал уклончиво. Легата обратила на это внимание, но предпочла пока не заострять вопрос.
— Но эти люди… они кажутся еще старше…
— Вы знаете, — перебил ее Мердок, — что смертность у нас выше, чем в Колонии?
Она покачала головой. Вранье, очевидное вранье.
— Мы стоим на самом периметре, — пояснил Мердок. — И защищены хуже всех остальных. Здесь, близ холмов, особенно часто проклевываются нервоеды.
Легату невольно передернуло. «Нервоеды!» Эти суетливые червячки были самыми страшными из всех демонов Пандоры. Им была присуща неукротимая тяга к нейронам человека — проникнув под кожу, они неторопливо прогрызали себе дорогу вдоль нервных волокон, пока, добравшись до мозга, не наедались досыта, чтобы инкапсулироваться и отложить яйца.
— Паршиво, — бросил Мердок, заметив ее реакцию. — Тяжелая работа, конечно… но этого мы ожидали с самого начала. Здесь собрались самые преданные на всей нижстороне работники.