Панихида
Шрифт:
Чем дольше они говорили, тем больше отец Пирье убеждался в родственности души, наполнявшей блестящее хитиновое тело. На смену первым мыслям о возможности обратить транкса в свою веру (неважно, насколько всерьез он думал об этом) пришел свободный обмен мнениями. Они говорили о том, кто во что верит и кто во что не верит, о предопределенности и о неразрешимых вопросах, о желании понять великую мистерию жизни, опираясь лишь на практический опыт.
И так продолжалось долго. Когда патруль из троих чистильщиков наткнулся на них, они оживленно беседовали и жестикулировали.
В части
Рапорт с прошением об отпуске встретили с пониманием и удовлетворили. Начальство прекрасно сознавало, что человек, прошедший через подобные испытания, нуждается в отдыхе и восстановлении сил. Даже капеллан, попав в бой, может получить психическую травму.
Отец Пирье не собирался ни соглашаться, ни опровергать это мнение. Все, что ему требовалось,— довести до логического завершения свой разговор с советником Шэнвордесепом. Со своей стороны, транкс с готовностью принял его в улье. Они неделями обсуждали различные вопросы духовного характера, знакомились с особенностями верований друг друга, с историей двух разумных рас, с удивлением обнаруживая, что представители обоих народов ломают головы над одними и теми же извечными неразрешимыми вопросами.
Спустя месяцы их общение приобрело новое содержание. То был уже не простой обмен информацией. Они убедились в наличии возможностей и определили способы решения стоящих перед ними задач. Они приготовились к активным действиям.
Все, что им требовалось,— финансовая поддержка.
— Основать новую церковь? Вы оба что, с ума сошли? — такими словами встретила их Мартина Герзальт Лоренгау. Она сидела прямо и напряженно.— Я думаю, это выглядит неприкрытым безумием и с точки зрения транксов.
— Мы не безумцы, смею вас заверить,— ответил насекомообразный посетитель, сделав жест, который, как он надеялся, поймет худая женщина с осунувшимся лицом.— Мы всего лишь надеемся на лучшее.
Стоявший позади отец Пирье попытался поддержать друга.
— Мы пришли к вам, поскольку все остальные нам уже отказали.
Намек на улыбку тронул уголки губ Лоренгау, однако сама улыбка так и не появилась. Потому что ей не позволили появиться.
— Как деловая женщина с определенной репутацией могу только сказать — это одно из наиболее безнадежных предложений в плане размещения капитала, которые мне когда-либо делали. Любой, кто вас услышит, примет вас за идиотов.
— Это вложение капитала в людей. И в их будущее.— Пирье встретил обескураживающий взгляд ее больших, глубоко посаженных глаз, стараясь не ерзать в кресле.
«Я не должен нервничать,— сказал он себе,— я должен выдержать поединок, каким бы ни был его исход».
И священник продолжал настаивать. А что ему еще оставалось делать?
— Даже
— Отдача от подобного капиталовложения не исчисляется в денежном эквиваленте,— совершенно серьезно ответил Пирье.
— В случае с пайтарами — вполне может исчисляться,— вполголоса проворчала она.— Вы просто сели не в ту лодку. Ладно, мы отвлеклись от темы.— Слегка подавшись вперед, она посмотрела на каждого из просителей по очереди. Спинка высокого кожаного кресла, стоившего, по всей видимости, кругленькую сумму, возвышалась за ее спиной, как спинка трона.— И вообще, я так и не поняла, каким образом вы добились встречи со мной. Мое время дорого стоит. Если наше общение окажется безрезультатным, а я думаю, так и случится, кому-то придется платить за это до конца своих дней,— добавила она мрачным тоном.
— Естьлюди, симпатизирующие нам и нашим устремлениям,— ответил Шэнвордесеп и издал тихий свист.
Женщина вела себя по-прежнему обескураживающе.
— Если вы потрудились собрать хоть какие-то сведения обо мне прежде, чем сюда явиться, вы должны знать, что я атеист.
Пирье кивнул.
— Мы знаем. Наша религия открыта для всех.
На сей раз она не смогла сдержать улыбки. Эта улыбка заставляла трепетать в ужасе не одного посетителя.
— В таком случае вы просто упрямцы, отнимающие мое время.— Ее рука потянулась в сторону большого ряда тактильных сенсоров.
— Мы полны решимости осуществить свой замысел. Если получится основать конгрегацию, способную объединить в себе чувства и верования двух совершенно разных рас, внутри нее найдется место для любых верований, присущих любой расе.
— Это ко мне не относится. Я ни во что не верю.— Ее изящные пальцы с маникюром, который можно было бы назвать идеальным, прервали свое роковое движение и замерли, как бы в задумчивости.
— Конечно, верите. Каждый человек во что-нибудь да верит. Если вы не верите в некое верховное божество, вы верите в его отсутствие. Любое убеждение базируется на некоей догме, основой которой, в свою очередь, служит вера.
— Я — деловая женщина, не философ,— заверила Мартина Лоренгау, моргнув.— У меня нет ни времени, ни желания заниматься метафизикой или теологией.
— Но у вас есть душа,— мягко сказал Пирье.
На этот раз она рассмеялась. Смех поразительно контрастировал с ее манерой речи.
— Я могла бы назвать сотни людей, которые с вами не согласятся.
— Душа — это то, что есть внутри каждого разумного существа, что не поддается количественному анализу, но живет и требует своей пищи,— руки транкса рефлекторно совершили некий сложный жест. Он знал — земная женщина не понимает и десятой доли его жестикуляции, и это сильно осложняло ему общение. Для транкса пытаться разговаривать, не жестикулируя, было все равно что подавать команды, лишенные половины слов. И все-таки он старался изо всех сил.