Паника
Шрифт:
– Нет, вы совершенно справедливо заметили, что наблюдать за пациентами в палатах неэтично. И я приношу вам свои искренние извинения за то, что система видеонаблюдения в палате вашей жены по моему личному недосмотру не была отключена. Но когда наши пациенты, решившие избавиться от наркотической зависимости, попадают к нам, они добровольно подписывают согласие на то, что мы будем за ними следить. Приступы, припадки, попытки суицида – всё это легче контролировать, когда пациент круглые сутки находится под присмотром. Да, мы забыли выключить камеры в палате
– Так что с ней произошло? – спросил Сергей.
– Смотрите, – ответила Шахова, и развернула планшет к нему, так что Щукарёву пришлось сделать шаг в сторону и вытянуть шею. – И можете подавать на меня после этого в суд, если захотите.
Она снова включила запись, и Сергей с Виктором увидели, как Вероника приподнялась на локтях и, осмотревшись вокруг, попыталась встать с кровати, невзирая на прикреплённую к системе вытяжения ногу. Трос с грузом мешал, тогда Вероника попробовала сесть, чтобы его отцепить, выдернув при этом из сгиба руки катетер для капельницы и сбросив с себя датчики.
В комнату вошли санитары и медсестра. Медсестра стала что-то говорить Веронике, попыталась уложить её, но Вероника продолжила попытки отцепить груз. Тогда к ней подошли санитары. Они схватили Веронику за руки, медсестра приготовилась делать укол, но обездвижить Веронику оказалось не так-то просто. Щукарёв с ужасом смотрел, с какой звериной силой крохотная женщина вырывается из рук двух крепких высоких мужчин. Лицо её было искажено от гнева, она царапалась, как кошка, и укусила одного из санитаров. Наконец её удалось прижать к кровати, медсестра вколола лекарство в её бедро. Вероника дернулась ещё пару раз и обмякла. Шахова остановила запись.
– Пойдёте к ней? – спросила она, и когда Виктор кивнул, подозвала одного из санитаров. – Вадим вас проводит, а я прошу прощения, меня ждёт тяжёлый пациент.
34.
Шахова быстро пошла по коридору. Она нервничала, потому что успешная реализация её плана зависела от Долгова.
У Шаховой были рычаги влияния на Долгова: при помощи денег, которые он зарабатывал на проекте, он пытался восстановить отношения с дочерью. Лет восемь назад, когда дочь была ещё подростком, Долгов потерял одного за другим трёх пациентов и начал винить себя в их смерти. Коллеги говорили ему, что спасти больных было не в человеческих силах, но Долгов им не верил и начал пить.
За три года пьяного угара он потерял работу и начал воровать зарплату у жены. Домой его через день приносили напившимся до бессознательного состояния. Потом у него начались психозы. Однажды, проснувшись в страшном похмелье, Долгов не смог пошевелиться и пришёл в жуткую, неописуемую ярость, решив, что его связали. Разорвав путы, он при дочери набросился на жену с кулаками и сильно её избил. Дочь вызвала полицию, и когда он вышел через десять суток, в квартире их уже не было. Они собрали вещи и ушли к тёще в тесную однушку на окраине, от которой дочери час нужно было добираться до школы.
Вернувшись, Долгов обнаружил,
Тогда Долгов по-настоящему протрезвел. Он бросил пить, ходил к жене и дочери, звал обратно. Но было уже поздно. Если жена и соглашалась разговаривать с ним, видя, что он снова стал адекватным и вменяемым человеком, то дочь разворачивалась и уходила, стоило ему появиться.
Долгов пытался через жену узнать, как к ней подступиться, и однажды услышал, что дочь хочет учиться за границей. Это было дорого, а найти нормальную работу Долгов не мог. Место ему давали только в заштатных клиниках: сидеть на первичных приёмах, снимать кардиограммы, мерять давление – и получать копейки.
Тогда ему и предложили место в проекте. Он подписал договор о неразглашении и через пару месяцев выслал дочери сумму, достаточную для того, чтобы оплатить первый семестр. Дочь взяла деньги, но поговорить с ним так и не согласилась.
Деньги держали Долгова в узде, но ему мешали совестливость и въедливость. Он хотел знать, в чём суть проекта, и очень переживал за свою основную пациентку, Стасю Фишер, ровесницу дочери. Шахову это очень напрягало, но заменить Долгова пока было некем.
Когда Шахова подошла к Стасиной палате, Долгов вскочил со стоящего в коридоре кресла, где ждал её в компании двух санитаров.
– Мария Валерьевна, что происходит? – быстро заговорил он. – Зачем я здесь сижу?
– Не суетитесь, Роман Максимович, – жёстко ответила Шахова. – Мы пригласили вас на всякий случай. Чтобы вы были поблизости, если пациентке понадобится помощь кардиолога.
Она взялась за ручку двери, и Долгов помрачнел:
– Вы что, хотите снова проводить с ней свои эксперименты? Сейчас? Сразу после приступа?
– Никуда не уходите и будьте наготове, – жёстко сказала Шахова. Она отперла дверь и вошла, за ней последовали санитары, а Долгов остался в коридоре, ждать.
35.
Лида стояла возле окна, не сводя со скорой глаз. Через несколько минут из машины вышли двое. Первым шёл высокий и худой наркоман, напавший на них накануне, за ним – девушка с тёмными волосами, забранными в длинный гладкий хвост. Увидев её, Лида вздрогнула: это была несуществующая, по словам Ольшнской, медсестра, которая работала в день пропажи Лены. Лида не могла ошибиться: она смутно помнила лицо, но сразу узнала поворот головы и манеру вскидывать подбородок.
Медсестра и наркоман остановились напротив Асиной калитки, посовещались немного, и вошли в сад.
Лида сбежала по лестнице и выскочила во двор. Штакетник между участками был старый, краска на некоторых досках облезла, дерево подгнило. Лида стала расшатывать одну из таких досок, довольно быстро оторвала её снизу и пролезла в образовавшуюся щель. Она оказалась в густых зарослях боярышника и крапивы.
В Асином доме что-то загрохотало – как будто на пол упало сразу несколько кастрюль.
Конец ознакомительного фрагмента.