Пантелеймонова трилогия
Шрифт:
Богдан Челарь.
Здорово сосед!
Здравствуй брат!
Сколько лет дом к дому прожили а только сейчас понял что брат ты мне и пусть кто попробует сказать что не брат! Вот с места не сойти своими руками придушу того гада! Эх Пантелеймон мать твою за ногу знал бы ты как приятно знать что у тебе есть брат! Хоть в Испании, хоть на другом конце света, а все равно сердце прям плавится как масло на сковороде. Эх дорогой, пишу без особой надежды, так ведь и не последняя я гнида чтобы вот так взять и не написать! Не отблагодарить пусть ты письма и не получишь. Хотя нет! Чует сердце, все равно прочтешь эти строки. Люди, вон бутылку с письмом в океан кидают, так ведь не всегда ту бутылку рыба сожрет. Бывают и спасают несчастных. А теперь вот получается ты меня выручил. Ну какой же после этого ты мне не брат, а брат?
Хорошо
Кстати не удивляйся. Искали тебя да еще как, месяца три наверное. Запросы в Барселону посылали то да се. Нет, говорят, и не было тебя там. Только в аэропорту приземлялся но не регистрировался нигде. Полиция говорят подключилась, но хер там. Так и не нашли. А вот Серафима твоя жила в Барселоне и до сих пор там официально живет, да только съехала, так сказали хозяева квартиры которую она снимала. Пантелеймон, брат, уже беспокоюсь не случилось ли беды? Тревожно на душе, клянусь брат, да только нет сил чтобы не излить, сердце прям кровью обливается. А на сердце одна благодарность, широкая как море которое нас разделяет, хотя разве ж это расстояние, между Италией и Испанией? Бросил бы все и прилетел к тебе да только где ты сейчас? Вот и пишу, глядишь мою бутылку да прибьет к твоей двери.
Пантелеймон дорогой, где ты сейчас?? Отзовись брат!!! Уже и запросы посылали хоть и конечно все у нас через жопу и из героя преступника делают суки блядские. Ну а что, в какой стране живем? Не про Италию я конечно кстати ты уже наверное понял что в Италию я таки вернулся. Ну а куда блядь деваться? Или оставаться в Молдавии и сдохнуть если не с голоду, то от тоски и бескрайней несправедливости? Одичать в Мындрештах которые хуй пойми на что стали похожи? И село не село а так блядь хутор какой—то безлюдный прям как после бомбардировки.
Эх брат, знал бы ты сколько слез я пролил над твоим заявлением. Ну то что на имя участкового. А я ведь не баба, даже на похоронах матери не проронил и слезинки. Как представлю, каково тебе было, с билетом на руках, а! Тебя уже и в семье ждали кстати привет Серафиме и дочке твоей наверное совсем уже большая, а ведь я ее такой малышкой помню. Все бегала без штанов по грязи босая да пальцем в жопе ковырялась.
Пантелеймон, брат ты мой навеки, разве ж кто осудил бы тебя, пусть ты и плюнул на все, гори мол конем ты Богдан со своим добром! Блядь да в Молдавии все только и ждут чтобы страна запылала, чтобы ноги в руки и драпануть куда глаза глядят! Я как думаю брат, что гады эти, воры ебучие чтобы у них руки на заду срослись, сделали бы с тобой, если бы увидели. Если поняли что ты их заприметил! Хуй с ним с домом, и так и так обчистили, так еще и невинного человека порешили бы! До чего ж человек хуже животного, ей—богу, вот уж не думал что такое будет у нас в Молдавии, где последнего волка истребили лет сорок назад а сейчас, люди жалуются, серые снова появились, не боятся в села заходить и домашнюю скотину из загонов таскать. Что поделать какое время такие и звери.
А уж люди почище любого хищника. Даже полиция, будь она неладна, и то потеряла человеческий облик да и что ждать от этих гондонов? Спасибо хоть меня известили о том что дом грабанули, прямо в аэропорту как прилетел в Кишинев. Да и то чуть в штаны не наложил, у нас ведь как, если в аэропорту просят пройти значит суши брат сухари. Сообщить то сообщили, так ведь куда мне после этого? В разграбленный дом, откуда даже радиоточку вынесли? Чистые звери, еще и Серко, видать порешили, а ведь псу уже пятнадцать лет было, может и в книгу рекордов гинеса попал бы с ним, говорят за это деньги дают. Точно отравили и в машину бросили чтобы следы замести, живодеры ненасытные. Пес был верный, не покусал так облаял бы пидарасов, хорошо хоть ты заметил и не оставил соседа в беде.
Ох, брат, как представлю что тебе суки эти горло перерезали бы и бросили в фургон вместе с Серко, так даже сейчас всего трясет хоть у нас тут и жара, плюс тридцать пять и потею как молодой конь. Читал твое письмо участковому а руки у самого аж тряслись, господи думаю, смог бы я вот так написать смог бы за соседа заступиться? И веришь Пантелеймон брат, не нахожу ответа. Стыдно мне брат, но видать все мы в Молдавии такие, трусы и говнюки только о себе и думаем, даже те кто охранять нас должны и то человеческий облик потеряли и в людях только гондонов и подозревают. Следователи блядь как нагрянули. Ты говорят, это мне они значит говорят. Ты говорят сам то все и подстроил и дружка своего Берку подговорил. Ну как же так а твою мать? Это что ж получается, пашешь, въебываешь на чужбине, а государство нет чтобы о твоем имуществе заботиться да вину
Проснувшись после трех суток бесконечных пьянок, Пантелеймон долго искал Богдана в его собственном доме. Ну как, в собственном – квартиру Богдан снимал, но это действительно была квартира, целых две комнаты, и Челарю, получается, хватало денег, чтобы ни с кем не делить этот вполне приличный кров. Отдельная ванная, туалет с биде, кухня, пусть и тесноватая, зато с вытяжкой над плитой, посудомоечной и кофе—машиной. Жаловаться было грех, да Богдан и не жаловался, а только и делал, что пил и подливал выпивку в стакан Пантелеймона. И вот теперь Берку очнулся ближе к полудню и понял, что в квартире он совершенно один.
Он обследовал холодильник, но ничего кроме сыра и початой банки с большими зелеными оливками не обнаружил. Осмотрел все кухонные шкафы и даже заглянул в духовку, но и там следов выпивки не нашел. В комнате ринулся к монументальному комоду, но лишь ругнулся, открыв верхний ящик.
– Что за херня? – бормотал Пантелеймон, вытягивая сцепившиеся лифчики и трусы. Женские, тонкие как нитки и другие трусы, тоже женские, кружевные. Кремовые, белые, розовые.
– Что это? – спросил он у комода.
И в самом деле странно. Жены у Богдана не было уже больше трех лет, с тех пор как она упекла его в итальянскую тюрьму за избиение собственного любовника, с которым сама и расписалась. Любовница? Даже по пьяни Богдан ни о чем таком не разболтал, да и разве это дело, чтобы баба хранила нижнее белье в квартире любовника?
Устав размышлять, Пантелеймон сел на неубранную кровать. Голова гудела, во рту по прежнему было жарко как в печи и мерзко как в общественном туалете. Каким только шпионом ему не пришлось прикинуться, чтобы попасть в Италию, и все ради чего – чтобы пить не просыхая четвертые сутки?
К побегу Пантелеймон готовился почти два месяца. Днем кастрировал быков, вечером штудировал интернет, замечая удивление жены и даже то, чего никогда не показывала Серафима – ее уважительное молчание. Супруга молчала, словно боялась сглазить непутевого мужа, вставшего наконец на путь истинный.
Путь его тем временем лежал в направлении города Бильбао. Пантелеймон рассудил, что в стране басков, если хватятся, его искать не будут. Еще успокаивало то, что баски – те еще террористы, и шайка опутавших семью Пантелеймона албанцев не решится иметь дело с грозными северянами только из—за плюгавого молдаванина.