Пантера 1-3. Коял. Обретение
Шрифт:
Царил полный переполох: ученики не учились, а учителя не учили. Все занимались пришкольным участком, наводили, так сказать, марафет – детишки возбужденно гомонили, щебетали, что хотя бы один день нет необходимости зубрить скучные уроки. Знакомый ажиотаж! Но только Одину. Наташа не посещала школьных занятий, ее всему необходимому обучала мать, а теперь их всему необходимому учит жизнь. М-да…
Всюду по своим
В само здание школы они заходить не стали в целях предосторожности, обошли его по правой стороне, мимо плохо ухоженного сада – некому летом было за ним ухаживать, остановились на футбольном поле неподалеку от большого картофельного поля, с одного торца которого полудико растет красноплодный барбарис (та еще кислятина!) На поле выкапывали картофель человек пятнадцать-восемнадцать (пяти-, одиннадцатиклассники) под… чутким руководством учительницы биологии. Однако ребята нашли себе занятие куда более интересное, чем картошка: не взирая на возмущенные вопли руководительницы, они зло донимали одного мальчишку, окружив со всех сторон, словно стая ворон, а сопливые подружки выкриками поддерживали их, умело оттесняя собою доведенную до истерики учительницу.
Картина банальная, происходящая во всех уголках земного шара: те, кто по сильнее (или чувствуют преимущество), притесняют и унижают тех, кто послабее без видимых на то причин, только, чтобы тупо поразвлечься и поднять свой рейтинг в глазах дружков да подружек, столь же недалеких умом.
Путники бы прошли мимо (дабы не привлекать к себе ненужных интересов), если бы не одно «но».
Наташа, видя, что Один замедляет ход, потянула его за собой (мол, «не нарывайся на неприятности, итак уж привлекаем к себе лишнее внимание»), однако тот заупрямился и направился прямиком к огораживающей от футбольного поля сетке, остановился подле.
Кто-то
– Кто это? – тихо спросила Наташа, уже сама догадываясь, хотя ни разу беднягу не видела.
– Тот самый приятель, о котором рассказывал тебе в начале лета, – ответил Один, напряженно наблюдая за бучей и думая – вмешаться али нет.
Дмитрий с нечеловеческим визгливым криком повалился на спину, заставив в ужасе отступить подростков и замолчать. Его кожа приобрела сероватый оттенок, тело дергалось так, будто через него шел электрический ток, глаза бешено вращались вокруг орбит, наливаясь неестественной желтизной, эта желтизна скрадывала под собой зрачки, радужку, становясь сплошными белками с мутными, более темными, пятнами зрачков же. Рельефно проступили бугры мышц, пальцы на руках и ногах стали несколько тоньше, а ногти превратились в смертоносные когти-крючки, сейчас в адской боли раздирающие почву под собой.
– Он… перевоплощается?! – не то спрашивал, не то утверждал Один, пораженный сим фактом до глубины души.
И не он один – Наташа вообще слов произнести не могла, не понимая, как еще кто-то, кроме них, это мог делать.
А Дмитрий продолжал трансформироваться в монстра: из окостеневших локтей, вместе с кровью, вырастают шипы, слегка загнутые к плечам, также они вырастают на кистях, на темени и затылке, по рогу – на лбу и сплющенном носу, зубы и клыки, похожие на волчьи, приобретают желтый окрас, проступающие под кожей (вернувшей нормальный оттенок) вены гонят… желтовато-красную кровь. Все еще то подвывая, то глухо рыча, то скуля от боли, он стал подниматься на ноги, похожий на демона из преисподней: тело почти человеческое, разве что перепачканное землей, но в нем много нечеловеческого – шипы, рога, сплющенный нос, когти, тонкие пальцы рук и ног, желтоватые вены и желтые волосы, обезумевшие от беспредельной ярости желтые глаза, волчий оскал и много других, сразу-сходу неуловимых глазу, мелочей. Но самое главное, и по-настоящему ужасное, – по животному дикая ярость. И зверь жаждал мщения, затмив все человеческое в его хозяине.
Конец ознакомительного фрагмента.