Папа для Бусинки
Шрифт:
– Любимая?
– С того первого поцелуя любимая… как увидел твои огромные шоколадные глаза на бледном лице, понял – пропал!
– У меня обычные карие глаза. Вот у тебя необычные. Ты знаешь, что твои янтарные, стоят на четвертом месте? По редкости?
– У-у-у, только на четвертом…
– Да. Вот если бы у тебя были фиолетовые, самые редкие, или зеленые, как трава, вторые по редкости. А красные на третьем…
– Для меня твои на первом месте! – Станислав гладил мое лицо, провел пальцем по шраму на брови, заработанному осенью прошлого года,
Солнце выкатывалось из-за горизонта. Рассвет всегда напоминал мне о Руслане, о неисполненном обещании. Время идет, а у меня руки не доходят. Надо было привезти урну с собой…
– О чем задумалась?
– Вспомнила о Руслане…
Стаса будто ударили, он отшатнулся от меня, изменившись в лице, сжал кулаки.
– Ну сколько можно, он теперь всегда будет стоять между нами? Если так, ты только скажи, я уйду совсем. А так я не могу. Меня не устраивает любовь втроем! Вот что мешает мне увезти тебя в свое логово! Вернее – кто! – он отвернулся от меня, и со злобой расталкивая кулаками волны, пошел к берегу. Я за ним.
– Стас, подожди! Ну послушай…
– Я спать! – он повернулся ко мне. – А ты, как избавишься от «него» - позови. Пока не позовешь, пока не перестанешь любить Руслана – я твой друг, не более!
Господи, это несправедливо, не правильно… Я не могу забыть Руслана, перестать любить его. Как? Это моя жизнь, хоть и прошлая, но моя. Я доплелась до своей палатки. В ней спала только Алина, ни Юльки, ни Эмилии не было, загулялись где-то.
Легла, поворочалась немного, и как ни странно, задремала. Проснулась от того, что кто-то наступил мне на ногу. Оказалось, не протрезвевшая Самохина не могла найти выход. Наконец, вывалилась наружу. Я полежала, сон как рукой сняло.
Выползла из палатки, сходила по нужде, подумала, чем-бы заняться. Решила прилечь к Стасу под бочок, авось не прогонит. Но Самохина опередила меня. Вот же су…а, ни стыда, ни совести! Я постояла возле палатки Филатовых, ждала, что Стас турнет педагога, и она выползет обратно.
Но изнутри послышалась возня, тихий смех, звуки поцелуев… Ну это ни в какие ворота! И двух часов не прошло, как мне в любви признавался, собирался увезти в свое логово, а другая подвернулась, не растерялся!
93.
У меня все кипело внутри от негодования, может другая на моем месте залезла бы в палатку и волосы повыдергала. А я развернулась и, отыскав в свою ветровку с ключами от «Джиксера», откатила его подальше, села и на малых оборотах выехала из лагеря.
На шоссе прибавила скорость. Из головы не выходили смех и стоны, слезы душили. Незаметно набрала скорость, только ветер свистел. Не знаю, чем бы кончилась эта гонка, если бы не закончился бензин. Никитка же предупреждал, что на выезде заправиться надо, забыла совсем. Пнув от злости ни в чем не повинный байк, бросила его на дороге и спустилась на берег. Зло пиная набегавшие волны, кричала:
– Я ненавижу тебя Станислав Филатов! За что? За что ты так со мной? Не подходи больше ко мне! Видеть тебя не могу! Я поверила тебе, а ты как был волк, так и остался…
Крики помогли…
Юльки не было на месте, значит она с Никиткой, значит не он там. Так и подмывало вернуться и посмотреть в лицо того, кого Алинка пошла соблазнять. Решила, сейчас стрельну бензин у кого-нибудь и вернусь в лагерь. Да, так и надо сделать. Повернулась и… уткнулась в чью-то грудь. Стас! Даже не заметила, как он подошел. Злость с новой силой вспыхнула во мне.
– Ах ты, предатель! – стала бить его кулаками в грудь. Стас крепко прижал меня к себе, не давая пошевелиться. – Пусти, пусти, кому говорю! Ненавижу тебя! Иди к этой шалаве, чего приперся!
Он несколько минут молча держал меня, когда я немного успокоилась, спросил:
– Полегчало? Сначала бы проверила, чем психовать! Теперь понимаешь, что я чувствовал, когда видел, как вы воркуете с Русланом? Я на другой год сюда из-за этого не приехал… не мог видеть вас вдвоем. Его нет давно, но все равно стоит между нами.
– Никто не стоит между нами! Я просто вспомнила, что обещала ему, подумала, что надо было урну с кладбища забрать и привезти сюда, чтобы прах развеять. А ты даже слушать не стал! Ну и кто у нас псих?
– Да я понял уже. Хотел помириться с тобой, смотрю, ты уже из лагеря выезжаешь.
– Как ты эту… Самохину бросил?
– Если бы она ко мне пришла, может и не бросил бы… Да шучу я! Почему не веришь мне? Сказал же, как увидел тебя…
– А вот что бы ты сделал, если бы ко мне в палатку, ну… например Кит полез?
– Проверил бы сначала. А хочешь посмотреть, с кем Алинка?
– Стас коротко хохотнул. – Вот удивишься!
– С кем? Раз ты здесь… неужели Кит за старое принялся?
– Давай гадать не будем, поехали уже…
Он налил мне бензин из своей заначки, и мы потихоньку вернулись. Заглянула в палатку Стаса и не поверила глазам – почти совсем голенькая Алинка спала, по-хозяйски закинув длинную, стройную ножку на… Тарасика! Вот поворот, даже не подумала бы, если бы не увидела собственными глазами!
– Ну, еще хочешь поудивляться? Я пока свободную палатку искал, та-кого навидался… Этот медведь, по пьяни, перепутал наши шалашики. Впрочем, у него тоже занято, гляди…
Стас откинул полог, и я увидела наш вишнево-рыжий квартет, девочки в середине, мальчики по сторонам, переплелись руками-ногами, ладно хоть одеты. Удивительно, как различают друг друга!
В следующем шатре уютно устроились Эмилия со своими коллегами. Парни охраняли ее с двух сторон, не прикасаясь, будто и во сне понимали, кто у них главный. На своем месте отдыхали только Ромка с Тоней. Но больше всех удивили босс с бабой Ирой. Карл Моисеевич брился у зеркала, кем-то прикрепленным к столбу. Ирина Васильевна помогала ему, смеясь и ероша его пушистую шевелюру. Они выглядели семейной парой, прожившей в браке не один десяток лет!