Папа под Новый год
Шрифт:
Тогда зачем все это? Не думаю даже, что он боится антирекламы. У таких людей наверняка есть, кому позаботиться об имидже и заставить убрать любую информацию.
Я, конечно, не самого высокого мнения о себе, но то, что Матвей и Игнат сразу залипли на меня – это факт. И первый взгляд, брошенный на меня Липецким, был «лапающим», оценивающим. Понятное дело, в ресторан со мной не пойдешь – я не лощеная картинка. А вот потребовать «взаиморасчетов» в доме за высоким забором, где до ближайшей остановки общественного транспорта два дня лесом три дня полем….
Иначе
– Я могу получить расчет? – язык меня все еще не слушался, и я это практически неслышно пролепетала. Но Липецкий и так меня понял.
– Конечно, с заявлением иди в бухгалтерию. Скажи, я велел, – он улыбнулся почти по-отечески и посмотрел на свои безумно дорогие часы.
Черт, какая же барская щедрость! Разрешить мне получить свои копейки!
Взяв бумагу, я почти на автопилоте вышла из кабинета. И сразу натолкнулась на заплаканную Ладушку. Сердце рванулось вниз, и мгновенно мои переживания насчет Липецкого и увольнения исчезли, отошли куда-то на задний план. Их заменил животный страх за своего ребенка.
– Солнышко мое! Что случилось?!
– Ма-а-а-м.., – всхлипывая, начала было объяснять дочка, но тут же снова разразилась плачем.
– У тебя ничего не болит? – сразу подумала о плохом и заполошенно принялась ощупывать свою девочку.
Но она отрицательно помотала головой и уткнулась мне в живот.
– Мам, ты меня не перестанешь любить? – икая, спросила малышка.
Я облегченно выдохнула. Если ничего не болит, значит, все остальное не так страшно.
– Что тебе в голову взбрело, глупенькая ты моя? Разве я могу тебя разлюбить?
Я прижала ее к себе, а потом поцеловала зареванное личико.
– Рассказывай, что случилось.
– Катастрофа случилась. Даже две, – шмыгая носом, ответила малышка.
Скорей три. Я усмехнулась про себя. Прямо катастрофический день.
– Давай тогда их разруливать. Иначе мы под ними закопаемся, – я вздохнула и попыталась успокаивающе улыбнуться.
– Их не разрулишь, – ее губы опять дрогнули, а за ними и мое сердце.
– Девочка моя! – усилием воли я взяла себя в руки, чтоб своей растерянностью не пугать ребенка еще больше. – Запомни. Нет безвыходных положений. И нет ничего такого, что нельзя рассказывать маме. Давай выкладывай, что случилось.
Мое показное спокойствие передалось Ладушке, и она тихо начала:
– Мне надоело с Сергеем развлекать детей и я пошла почитать. А ты телефон забыла. И я взяла его, чтоб поиграть немного. Пошла к тебе в зал, чтоб спросить разрешения, а баба Зина сказала, что ты здесь. Тогда я села на подоконник и уткнулась в «кристаллики». Я не заметила, как этот противный Данечка подошел. «Дай гляну, что это у тебя за рухлядь!» Он выхватил телефон, заржал так мерзко. Я потребовала отдать, а он отскочил от меня. А потом, когда я слезла с подоконника, чтоб догнать его, он открыл форточку. Потом мерзко засмеялся: «Сбегай, растряси жирок!» И выбросил его!
Дочь опять всхлипнула.
– Ну, маленькая моя! Не плачь! Телефон не иголка. Сейчас пойдем и найдем. Надеюсь, он упал в снег и не разбился.
Дочь отрицательно
– Он у-у-упал в снег…. Только в снег, который увозили с территории на грузовике. И еще он сказал, что я жирная!
Малышка совсем поникла. И я не знала, что ее огорчило больше. Потеря телефона или глупость, сказанная барским сынком.
– Девочка моя! Он просто не знал, чем тебя обидеть. А на «жирная» обижаются все девочки, которые себя не ценят, даже если у них вообще кожа да кости. А кто ценит, того невозможно обидеть. И я не понимаю, как ты могла вообще это воспринять на свой счет? Ты же у меня умница! И к счастью, совершенно замечательный ребенок.
Я утешала свое сокровище, а у самой слезы навернулись на глаза. Мало того, что сейчас каждая копейка на счету, так еще и телефон придется новый покупать. Без него никак. И на личной жизни тоже можно поставить жирный и толстый крест. Вот так уверен в том, что через неделю приедет человек, который перевернул вверх дном мою душу, и все у нас будет хорошо, а оно вот... Все пропало...
Теперь он не сможет даже позвонить…
Сама я, разумеется, ему бы не позвонила… Во всяком случае, без крайней нужды – типа вопроса жизни и смерти. А просить у него пристанища – это точно не тот случай. Еще подумает, что я специально уволилась, чтоб упасть ему на шею и привязать к себе чувством жалости!
Но надо было срочно что-то решать. То, что предложение Липецкого было настоящей мышеловкой, я уже поняла. И еще он хочет, чтобы моя девочка была с этим маленьким упырем? Ни за что!
– Солнышко! У нас неожиданно изменились обстоятельства, и мы уезжаем. Так что беги в комнату и собирай то, без чего не сможешь обойтись. Самое-самое ценное!
От такой новости слезы моментально высохли у дочки на глазах, и она, не моргая, уставилась на меня. Несколько секунд молчала, а потом тихо спросила:
– Мам, случилось что-то плохое?
Сердце кольнуло острой болью вины. Опять я дергаю ребенка, вырываю из устоявшейся жизни, в которой ей довольно комфортно. Природа, общение с детворой, которой здесь в избытке. И снова мы бежим в неизвестность, а я должна улыбаться и уверять малышку, что у меня есть продуманный до мелочей план.
И я улыбаюсь, едва не стискивая зубы.
– Ладушка! Если все здоровы и живы, значит, повода говорить, что случилось что-то плохое, нет. Просто мы уезжаем. К тому же этот противный Данечка здесь остается здесь на все каникулы. Боюсь, он будет за тобой бегать. Он из тех людей, которые ищут более слабого, чтоб над ним поиздеваться.
– Но я же не слабая! Просто я сильно за телефон переживала и растерялась. А так бы я ему в нос двинула, – воинственно сжав кулачки, насупилась Ладушка.
Вот и еще один повод бежать. Уверять, что давать сдачи – это не для девочек, не поверит. А объяснять, что с богачами связываться нельзя, иначе, в лучшем случае, по судам затаскают, значит, уже сейчас поселить сомнение в справедливом устройстве мира. Я к этому пока не готова. Мы читаем сказки и книги, где добро торжествует над злом.