Папа, сложи!
Шрифт:
— Куда мы идем? — спросил Сергей.
— Потянемся потихоньку на стадион, — сказал Игорь. Посмотрим пока баскет на малой арене, там женский полуфинал.
— Папа, можно тебя на минуточку? — сказала Оля.
Сергей остановился, удивленный тем, что она говорит совсем как взрослая. Друзья пошли вперед.
— Я думала, мы пойдем в парк, — сказала девочка.
— Мы пойдем на стадион. Там тоже парк, знаешь, деревья, киоски…
— А карусель?
— Нет, этого там нет, но зато…
— Я хочу в парк.
— Ты неправа, Ольга, — сдерживаясь, сказал он.
— Не
— Ты неправа, — тупо повторил он.
— Мама обещала покатать меня на карусели.
— Ну пусть мама тебя и катает, — с раздражением сказал Сергей и оглянулся.
Ребята остановились на углу.
У Оли сморщилось личико.
— Она же не виновата, что у нее конференция.
— Мальчики! — крикнул Сергей. — Идите без меня! Я приеду к матчу!
Он взял Олю за руку и дернул:
— Пойдем быстрей.
«Конференция, конференция, — думал он на ходу, — вечные эти конференции. И теща сегодня уехала. Веселое воскресенье. Чего доброго, Алка станет кандидатом наук. Тогда держись. Она и сейчас тебя в грош не ставит».
Он шел быстрыми шагами, а девочка, не поспевая, бежала рядом. В правой руке она держала завернутого в платочек рака. Из ее кулачка, словно антенны маленького приемника, торчали рачьи усы. Она бежала, веселая, и читала вслух буквы, которые видела:
— Тэ, кэ, а, нэ, и… Пап!
— Ткани! — сквозь зубы бросал Сергей.
— Мясо!
— Галантерея!
Кандидат наук и бывший футболист-неудачник, имя которого помнят только самые старые пройдохи на трибунах. Человек сто из ста тысяч. Да-да, да, был такой, ага, помню, быстро сошел… А кто виноват, что он не стал таким, как Нетте, что он тогда не поехал в Сирию, что он… Уважаемый кандидат, ученая женщина, красавица… Ах ты, красавица… Ей уже не о чем с ним говорить. Но ночью-то находится общий язык, а днем пусть она говорит с кем-нибудь другим, с Сорокиным, например, он ей расскажет про Кваренги и про всех остальных и про колонны там разные — все выложит в два счета. Ты разменял четвертую десятку. А, ты опять заговорил? Ты сейчас тратишь четвертую. На что? Отстань! Кончился спорт, кончается любовь… О, любовь! Что мне стоит найти девочку с сорокового года, пловчиху какую- нибудь… Я не об этом. Отстань! Слушай, отстань!
В парке они катались на каруселях, сидели рядом верхом на двух серых конях в синих яблоках. Сергей держал дочку. Она хохотала, заливалась смехом, положила рака коню между ушей.
— И рак катается! — кричала она, закидывая головку.
Сергей хмуро улыбался. Вдруг он заметил главного технолога со своего завода. Тот стоял в очереди на карусель и держал за руку мальчика. Он поклонился Сергею и приподнял шляпу. Сергея покоробила эта общность с главным технологом, ожиревшим и скучным человеком.
— Дочка? — крикнул главный технолог.
«Располным-полна коробочка, есть и ситец и парча…»
— Сын? — крикнул Сергей на следующем кругу.
«Пожалей, душа-зазнобушка, молодецкого…»
Главный технолог кивнул несколько раз.
«…пле… ча!»
— Да-да, сын! — крикнул главный технолог.
Ну и пластиночки крутят на
Оля долго не могла забыть блистательного кружения на карусели.
— Папа, папа, расскажем маме, как рак катался?
— Слушай, Ольга, откуда ты знаешь про дядю Вячу? неожиданно для себя спросил Сергей.
— Мы его часто встречаем с мамой, когда идем на работу. Он очень веселый.
«Ах, вот как, он, оказывается, еще и веселый, — подумал Сергей. — Вяча — весельчак. Значит, он снова начал крутить свои финты. Ох, напросится он у меня».
Он оставил Ольгу на скамейке, а сам вошел в телефонную будку и стал звонить в этот мудрейший институт, где шла эта мудрая конференция. Он надеялся, что конференция кончилась, и тогда он отвезет дочку домой, сдаст ее Алке, а сам поедет на стадион, а потом проведет весь вечер с ребятами. Ильдар будет петь:
Ты меня не любишь, не жалеешь, Разве я немного не красив? Не смотря в лицо, от страсти млеешь, Мне на плечи руки опустив…В трубке долго стонали длинные гудки, наконец они оборвались и старческий голос сказал:
— Алю!
— Кончилась там ваша хитрая конференция? — спросил Сергей.
— Какая такая конференция? — прошамкала трубка. — Сегодня воскресенье.
— Это институт? — крикнул Сергей.
— Ну, институт…
Сергей вышел из будки. Воздух струился, будто плавился от жары. По аллее шел толстый распаренный человек в шелковой «бобочке» с широкими рукавами. Он устало отмахивался от мух. Мухи упорно летели за ним, кружили над его головой, он им, видимо, нравился.
«Та-ак», — подумал Сергей, и у него вдруг чуть не подогнулись ноги от неожиданного, как толчок в спину, страха. Он побежал было из парка, но вспомнил об Ольге. Она сидела в тени на скамеечке и водила рака.
— «Даже раки, даже раки, уж такие забияки, тоже пятятся назад и усами шевелят», — приговаривала она.
«Способная девочка, — подумал Сергей. — В мамочку».
Он схватил ее за руку и потащил. Она верещала и показывала ему рака.
— Папа, он такой умный, он почти стал как живой!
Сергей остановился, вырвал у нее рака, переломил его пополам и выбросил в кусты.
— Раками не играют, — сказал он, — их едят. Они идут под пиво.
Девочка сразу заплакала в три ручья и отказалась идти. Он подхватил ее на руки и побежал.
Выскочил из парка. Сразу подвернулось такси. В горячей безвоздушной тишине промелькнула внизу Москва- река, похожая на широкую полосу серебряной фольги, открылась впереди другая река, асфальтовая, река под названием Садовое кольцо, по которому ему лететь, торопиться, догонять свое несчастье. Девочка сидела у него на руках. Она перестала плакать и улыбалась. Ее захватила скорость. В лицо ей летели буквы с афиш, вывесок, плакатов, реклам. Все буквы, которые она выучила, и десятки тысяч других, красных, синих, зеленых, летели ей навстречу, все буквы одиннадцати планет солнечной системы.