Папа, спаси меня
Шрифт:
Смеюсь: какой же он забавный, когда смотрит с таким хитрым прищуром.
— И ты меня ни на кого не променяешь! — говорит и вдруг поднимает меня в воздух и кружит вокруг своей оси. Я счастливо смеюсь — ну невозможно не ощущать себя воздушным шариком, заполненным гелием, рвущимся к небу, когда ты находишься в объятиях человека, который может поднять твое настроение, как и тебя саму одним движением!
— Кир, Кир! Ну что ты! — легонько ударяю его по плечу. — Увидят!
— Ах, да, — ерошит он волосы и становится похожим на ворона. — Ты же у нас девочка правильная,
Пожимаю плечами. Отец сразу сказал, как мне только исполнилось пятнадцать лет, что никогда и ни с кем видеть меня не должен. Я и училась в женской гимназии, где всегда ощущала себя под замком в настоящем замке — ни дать, ни взять принцесса Рапунцель, заточенная собственным родителем. И даже боялась увидеть его реакцию — что же будет, когда он узнает, что у меня появился такой непростой ухажер?
— Это мне тоже нравится, — хмыкает Кирилл и утягивает меня под дерево, в тень, с дорожки подальше от любопытных взглядов. — Не хочу, чтобы у тебя был кто-то в голове, кроме меня.
А я же думаю в ответ, что никого там и быть не может. Кирилл слишком броский, слишком сильный, слишком решительный. Он сразу и в одночасье заполнил все мое пространство собой, да так легко, будто бы ему это ничего не стоило.
Он смотрит на меня своими глубокими, черными глазами, и по телу снова бегут мурашки. Он всегда так действует на меня — от одного его вида, одного прикосновения, одного сообщения на телефоне у меня сразу захватывает дух и это не только потому, что прежде я не знала таких отношений с парнями. Все дело в его мощной, подавляющей, пробирающей до костей, ауре.
Кирилл сначала с нескрываемым удовольствием оглядел мое лицо, придвинулся ближе. А потом нагнулся, полыхнув чем-то невозможным в глазах, обдал своим невообразимо приятным мужским запахом.
— Ты не же не будешь кусаться, правильная девочка? — с улыбкой спросил он, изогнув свои полные, мягкие и манящие губы. Я задрожала от предчувствия самого главного сюрприза в своей жизни.
Он осторожно и неторопливо соприкоснулся своими горячими губами с моими.
Я напряглась, но, конечно же, не отстранилась. И тогда Кирилл издал низкий гортанный звук, от которого все во мне перевернулось.
Его губы нежно и осторожно ласкали мои, пока те со вздохом не приоткрылись. И тогда он толкнулся в мой рот своим юрким языком. Меня всю словно огнем обожгло, все чувства обострились, стали такими невероятно полными, что, казалось, это стала не я. Мое сердце трепетало, все жгло и покалывало кончики пальцев, от того, что хотелось прикоснуться к нему везде.
Кирилл на мгновение отстранился, тяжело дыша он посмотрел мне в глаза.
— Поехали ко мне? — выдохнул он.
Я смотрела в его темные, налитые живой чернотой глаза, и понимала, что мир вокруг исчез. Да, что-то рядом существовало: солнце светило, воробьи чирикали, люди спешили по своим делам, проходя через парк. Но я не видела и не слышала никого и ничего. Я полностью погрузилась в его черный космос, в котором плескались звезды и зажигались новые галактики, вспыхивая разными новыми созвездиями.
Как
Кирилл едва дождался моего кивка.
Он сразу же схватил меня за руку и буквально потащил к дороге.
— Сумасшедший, куда так спешить, — смеялась я, едва поспевая за ним.
Кирилл только оглянулся, прижал меня к себе на мгновение, чмокнул в щеку.
— Я же Дикий, не забывай. Свою женщину дубинкой по голове — и в темную пещеру за волосы. Поняла?
Он многозначительно поиграл черными, как уголь, бровями.
— Ну точно, Дикий! — расхохоталась я, когда он, наконец, поймал машину и усадил меня на заднее сиденье и рухнул рядом со мной через мгновение.
Кирилл назвал адрес и тут же повернулся ко мне, прижался губами к уху.
— Ничего не бойся, Малая, ты со мной. Я все решу за нас двоих. Тебе ни о чем не нужно беспокоиться.
От его проникновенного шепота у меня волоски встали дыбом и хотелось еще сильнее прижаться к его губам, рукам, горячему телу. О чем я могла беспокоиться в такой момент, когда его губы блуждали по моим щекам, касались висков, обжигали шею? Только об одном: чтобы он не отстранялся как можно дольше. Мне нужно было его присутствие. Мне нужно было его внимание. Мне нужен был он весь целиком, без остатка.
Его квартира встретила нас тишиной.
— Не разувайся, — кивнул Кирилл мне в сторону закрытой комнаты в конце коридора. А сам внимательно глянул на мою реакцию.
Я никогда не была у него дома, и потому, конечно, меня снедало любопытство. Здесь все было не таким, как у меня дома. Затхлый запах, узкие комнаты, старые пожелтевшие обои на стенах. Батарея бутылок у входа.
— Сегодня дома никого, — Кирилл повел меня за собой, но я видела, что он читает мое удивление на лице. Он понимал, что я невольно сравниваю его жилье с условиями, в которых сама находилась всю жизнь, и это его задевало.
— Ни о чем не думай, — жарко сказал он мне в ухо, когда пустил в свою комнату и уложил на покрытый пледом раскладной диван. — Ни о чем.
Я и не могла больше думать. Не могла больше ничего понимать. Я находилась между небом и землей, парила от счастья, волнующих ощущений и понимала, что возврата назад уже не будет. Все стало очень серьезным, все стало таким, каким нужно.
— Девочка моя, девочка, — шептал горячо он мне в ухо, прокладывая дорожки поцелуев по шее ниже. А у меня даже не было возможности отвечать — тело горело и пело, оно все находилось в огне, который шел от него…
— Тоня, я ушел.
Входная дверь хлопнула.
— А?
— Мамоська, ты молчишь, — Егорка погладил своей ладошкой мою щеку.
— Прости, сынок. Задумалась.
— Это потому, что папа ушел? — он посмотрел на меня внимательно, и я вдруг увидела в них те самые глаза, в которых всегда горят и зажигаются новые звезды, пульсирует космос.
Я прижала к себе ребенка, втянула носом его сладковатый аромат.
— Совсем нет. Он ушел на работу, а потом…