Папа, спаси меня
Шрифт:
Оттолкнув с пути напряженного Кира, выбегаю из комнаты и буквально мчу по коридору, мимо этих безликих холодных стен, на волю, на свежий воздух. В висках колотится злость и ярость, негодование и боль.
— Ты ничего от меня не получишь, поняла? — кричит вслед отец, но я отмахиваюсь от этих глупых слов. Как будто мне от него что-то нужно!
Мне хочется скорее сбежать из этой темницы, в которой отец чахнет над своим богатством, своими странными нравственными устоями, как Кощей, не понимая, что мне всегда нужны были только добрые слова и поддержка.
— Поехали отсюда, —
— Да, пора в больницу. Егорка там совсем один.
Кирилл заводит мотор, мягко нажимает на газ, и мы едем отсюда, а я чувствую только облегчение от того, что все наконец между нами прояснилось.
И вдруг понимаю, что не хочу, чтобы между нами были какие-то недоговоренности, черные пятна. Мне нужно быть с ним честной и открытой. Что бы он ни решил.
Захочет прогнать из своей жизни — пусть так и сделает. Захочет принять участие в нашей с детьми судьбе — так тому и быть. Но молчать, скрывать от него ничего я больше не имею права. Это было бы нечестно к такому человеку, как он.
— Кир, мне нужно тебе кое-что сказать, — тихо говорю, смотря вперед на дорогу. — Это важно.
— Что ты сожалеешь о том, что сделал отец? — устало хмыкает он, и я ощущаю волны горечи, которые волной идут от его сильного тела.
Мотаю отрицательно головой.
— Значит, о том, что, не разобравшись ни в чем, сделала свои выводы и поверила сразу тому, чему верить было нельзя.
— Да нет же, — поворачиваюсь к нему и жду, пока он посмотрит на меня своими снова ставшими родными глазами. — Я должна тебе сказать это.
Выдыхаю, собираясь с силами, и выпаливаю, не отпуская его взгляда:
— Кирилл, я беременна.
Глава 44
Шокированный словами Тони я резко сворачиваю к обочине и торможу машину. В висках стучит сильнее, чем бьют новогодние куранты. Я буквально чувствуют, как резкими толчками кровь движется в венах.
Она беременна.
Это конец всему! Или начало? А может, это просто продолжение грёбаного апокалипсиса, в который мы оба попали по милости её безмозглого отца, возомнившего себя Богом?
Как теперь выпутаться из всего этого бермудского треугольника и отделаться малыми жертвами?
Я не знаю.
Хотел бы я найти ответ на этот вопрос, но не могу, потому что в голове царит самый настоящий хаос. Мне кажется, словно я нахожусь в каком-то гребаном цирке в роли клоуна, над которым смеются все подряд.
Она беременна.
У Малой будет ещё один ребёнок…
Мне хочется спросить от кого, но отчего-то язык не поворачивается задать этот вопрос.
Я думал, что мы станем семьёй, а теперь не знаю… Ничего не знаю. Как сложатся наши отношения дальше? Получится ли у нас что-то? А если это ребёнок Седого? На шведскую семью я точно не готов, но и лишать отца встреч с ребёнком было бы несправедливо. Впрочем о справедливости никто не думал, лишив меня возможности хотя бы просто узнать, что стал отцом.
Вспоминаю ту ночь, когда Тоня пришла ко мне. Я считал её подстилкой, пытался понять,
— У нас с Женей давно ничего не было… Совсем ничего. И по срокам это твой ребёнок, — словно прочитав мои мысли, лепечет Малая.
И тяжёлый камень, который начал тянуть меня ко дну, падает куда-то в бездну… В непроглядную тёмную бездну, которая разверзается и поглощает все горести. Я смотрю на неё и пытаюсь придумать, как быть дальше, но мысли рассеиваются.
— Значит, я буду отцом второй раз?.. — спрашиваю, будто бы у самого себя.
— Хочешь ли ты этого? — голос Малой срывается на хрип. — Готов ли стать отцом и нужны ли мы тебе с ребёнком?
Она растеряна. Бедная маленькая девочка. Я ненавидел её всем сердцем, считал изменщицей, а она страдала не меньше моего, и в эту секунду мне хочется поехать и прибить её отца, одним выстрелом — в самое сердце. Но я не сделаю этого, не подтвержу его самые страшные выводы обо мне. Я не убийца, как бы он ни пытался доказать это. Я никого никогда не убивал. Калечил? Да… Но не лишал жизни. Потому что таким грешникам приготовлено особенное место в аду, но пока они в него попадут, они ещё помучаются с демонами, которые будут грызть изнутри, напоминая об их ошибках. Чего добился отец Малой? Одиночества… Я видел в его глазах кромешную тьму, пустоту, которая уничтожает его, ранит изнутри и убивает. Счастливый человек не станет попивать в одиночку, когда день ещё в самом разгаре, а он — пил. Чудовище! Какое же он чудовище!.. Разбить сразу несколько жизней из-за своей жалкой прихоти.
— Спрашиваешь? Я не видел, как растёт Егор… Конечно, я хочу стать отцом!
Малая принимается плакать: она роняет лицо в ладони и громко всхлипывает, захлёбываясь собственным отчаяньем, а я осторожно кладу руку на её плечо, приобнимая её. Всё будет хорошо. Пусть не сразу, но будет… В конце концов, мы достаточно взрослые люди для того, чтобы переступить через обиды прошлого и научиться жить с ним.
— Почему ты не нашёл нас раньше? — спрашивает Тоня, поднимая голову.
Её глаза, заполненные слезами, душат меня, вырывают сердце и терзают его на мелкие кусочки.
— Дураком был… Думал, что не нужен тебе… Что ты сама приняла это решение.
— Так и было… Я тоже была дурой, которую обвели вокруг пальца.
Я отстраняюсь от Малой. Так или иначе, всё не может завершиться слишком сказочно, и внутри появляется какое-то неприятное предчувствие. Не нужно мне было везти её к отцу, показываться ему на глаза и пробуждать внутри него спящего дракона. Что-то начинает поднывать, но я не могу понять свои ощущения. Что это? Интуиция? Мне хочется взять Тоню и Егора в охапку и уехать вместе с ними, сбежать подальше и спрятать их от мирского зла, от поползновений Седого или своего несостоявшегося тестя, но жизнь сына всё ещё в опасности, хоть анализы каждый раз становятся всё лучше.