Папа
Шрифт:
– Я придумала! – вносилась подружка-с-первого-класса в Викину комнату. В Викиной комнате была гримёрка. А сцена – всегда и только в большой. – Придумала, придумала! – вносилась подружка-с-первого-класса в Викину комнату-гримёрку, шлёпалась на кровать под картину «Собаки играют в покер» и, пока Вика снимала грим, зачитывала ей из блокнота свои придумки. Например, как они с Викой сбегают из дома – Вика из своего, а подружка-с-первого-класса – из своего, и вместе путешествуют. И устраиваются в какой-нибудь провинциальный театр. Вика – танцовщицей. Подружка-с-первого-класса –
– Ха! А вы в нас не верили!
Отсмеявшись до слёз, девочки успокаивались и усаживались рядышком на кровати.
– А что такое боа? – уточняла Вика у сильно начитанной подружки-с-первого-класса.
– Ну, боа, оно такое… Им помахивают, и оно из шиншиллы.
Вика силилась себе представить, как бы она помахивала боа из шиншиллы, но у неё ничего не получалось. Потому что она не знала не только что такое боа, но даже что такое шиншилла. Но у подружки-с-первого-класса никогда и ничего не было стыдно спрашивать.
– А что такое шиншилла?
– Не что, а кто! – строго говорила подружка и опять принималась листать свой блокнот. – Шиншилла, шиншилла… Шиншилла, она такая… Такая… Вот! – тыкала она своим погрызенным карандашом в Викиного хомяка Фомку. – Шиншилла она вроде Фомки. Только больше и волосатее. И не в пятнах.
Теперь представлять было гораздо проще. Помахивая боа из большого, волосатого и не пятнистого Фомки, сказать родителям: «Ха! А вы в нас не верили!» – это действительно заманчиво. Правда, Вика боялась, что если помахивать боа из Фомки, то Фомка будет кусаться. А уж как будет кусаться большой Фомка… И к тому же…
– Понимаешь! Я не могу от них сбежать, – печально говорила Вика подружке-с-первого-класса. – Они без меня не смогут. Мы – одно целое. Мама без меня не сможет. И папа без меня не сможет. Особенно папа. Когда мне было всего девять месяцев, мама меня в сумке тащила по штормтрапу на судно. В сумке. По штормтрапу. Потому что папа очень-очень сильно хотел меня видеть и ни дня больше не мог без меня. Не могу я от них убежать, даже для того чтобы стать знаменитой и выйти замуж за Пикассо.
– Что такое штормтрап? – деловито уточняла подружка-с-первого-класса и тут же вскакивала с кровати, чтобы рассмотреть поближе бутылку, на которой было написано иностранными буквами Tequila, а внутри неё была не то маленькая змея, не то здоровенный червяк. – Как ты думаешь, он живой? – интересовалась она у Вики.
– Не знаю.
– А давай выпустим, узнаем!
И девочки неслись на кухню, открывали бутылку первоклассной текилы и выливали её в мойку. Маленькая змея оказывалась неживой, но они всё равно её боялись и не знали, как её оттуда, из мойки, убрать.
– А вдруг она оживёт и
– Прекрати! – верещала Вика в ответ.
Некоторое время девочки стояли над мойкой и тыкали змею деревянной палочкой. Она не оживала – и они потеряли к ней интерес.
– Мама придёт, уберёт! – сказала Вика.
– А она тебя не заругает? – уточняла подружка-с-первого-класса, зная, что за такое родители её точно заругали бы. И, в принципе, она была готова пойти ради Вики на подвиг – выкинуть эту змею. Найти какую-то старую тряпку. Надеть зимнюю варежку. И рукой в зимней варежке старой тряпкой схватить эту змею и выкинуть её в мусорное ведро. А потом вынести мусорное ведро на помойку. Хотя для этого надо спуститься с третьего этажа и протопать до самого Привоза – ближе помойки нет, а мусоровозка внеурочно специально за змеёй из бутылки явно не приедет.
– Мама меня никогда ни за что не ругает. Тем более за какую-то дохлую змею.
– За змею, может, и не ругает. А за бутылку ругать не будет?
– Да у неё этих бутылок целый бар!
Вика тащила подружку-с-первого-класса в большую комнату, открывала сервант и показывала, сколько у её мамы бутылок. Бутылок было действительно много, и все они были красивые и в иностранных буквах.
– Папа называет это «культфонд». Не знаю, что это значит.
– Культфонд… – проговаривала подружка-с-первого-класса и хваталась за карандаш и блокнот. – Кстати, ты мне так и не объяснила, что такое штормтрап!
– Я не умею объяснять, я тебе покажу! – и Вика тащила подружку-с-первого-класса на кровать в свою комнату и показывала ей фотографии из альбома. Из того альбома, где были фотографии и Вики, и её мамы-гримёрши, и папы-помполита, и всяких разных моряков, судов и людей, и даже её подружки-с-первого-класса вместе с Викой и хомяком Фомкой.
– Вот! Это папа пересекает экватор!!! – вдруг взвизгивала Вика и начинала рассказывать подружке-с-первого-класса, что такое «пересекать экватор» и почему папа в саже, в соломенной юбке и все другие серьёзные дяди, некоторых из которых Викина подружка-с-первого-класса видела у Вики на дне рождения, – тоже почти голые, а самый главный на судне – капитан – с трезубцем в руках. Викина подружка-с-первого-класса сразу же забывала и про дохлую змею, и про штормтрап, потому что про «пересекать экватор» куда интереснее.
– Папа сто раз пересекал экватор! И папа меня ни разу ни за что не ругал! – гордилась Вика.
Вику действительно никто никогда и ни за что не ругал. Ни мама, ни тем более папа. Да и не за что было её ругать. Большей шкоды, чем освобождённый от текилы червяк, она никогда не делала. А гримом пользовалась с официального маминого разрешения.
Начитанная подружка-с-первого-класса очень любила бывать у Вики дома.
Особенно когда Викин папа приходил из рейса.
Он был такой красивый, такой остроумный, такой обаятельный и смешливый, так умел сделать из любой ерунды вроде носового платка развлечение, что это было удивительно!