Папанинская четверка: взлеты и падения
Шрифт:
Из дневника И.Д. Папанина:
«Пётр Петрович измерил глубину океана – 4290 м. Со дна он поднял ил – тонкий, зеленовато-серый. Снова открытие! Открытия следовали одно за другим. Пробирочек, колб у Петровича было много. Всё, вынутое им из воды, полагалось заспиртовать. Но вот беда, запас спирта остался на острове Рудольфа. У нас оказался бочонок с коньяком. Кто перепутал – трудно сказать. Чего не сделаешь во имя науки? Я обложился жестью, трубами, плоскогубцами, зажёг паяльную лампу и соорудил самогонный аппарат. Из двух литров коньяку получился литр спирта…
…Ничто не изматывало
Лебёдка стояла над лункой, пробитой во льду. Линь – металлический, достаточно прочный, чтобы выдержать свой собственный вес. Умножьте площадь сечения на длину линя, потом на удельный вес железа – 5,7 грамма на кубический сантиметр. И это всё надо было опустить, да осторожно, чтобы не было рывков, иначе линь оборвётся. Потом – подъём. Тяжёлой атлетикой никто из нас не занимался… Мы ручки лебёдки крутили вдвоём, 15–20 минут кряду, без передышки. До крови сбивали руки, в глазах – чёрные круги, а ты крутишь, крутишь, крутишь, да ещё стараешься казаться бодрым… И никто не сетовал: к чему Ширшову столько станций, пожалел бы других, сделали чуток меньше. И хотя называли мы Петровича «главным эксплуататором», безропотно ему помогали…
В такой ситуации, в какой жили мы, в коллективе должен был быть человек со здоровым трудовым практицизмом. По штату, да и по возрасту – я был всех старше, – им положено быть мне. И какими только титулами не величали меня, посмеиваясь, мои друзья! Я был первым контрабандистом Северного полюса, первым парикмахером, первым паяльщиком, первым поваром – и так до бесконечности. Вместе со своими друзьями я долбил трёхметровый лёд, вертел «солдат-мотор» для радиосвязи, крутил лебёдку помногу часов подряд. Но одна из первейших обязанностей – следить за льдиной. Разводья начинаются обычно с мелочи – трещины, которую порой и не заметишь.
…Пришла телеграмма из политуправления Главсевморпути о том, что на льдине создаётся партийно-комсомольская группа, парторгом утвержден я. Состав её был таким:
Членов ВКП (б) – И.Д. Папанин – 25 %
Кандидатов в члены ВКП (б) – Э.Т. Кренкель – 25 %
Членов ВЛКСМ – Е.К. Фёдоров – 25 %
Беспартийных – П.П. Ширшов – 25 %. (Папанин, 1977).
В связи с созданием партийно-комсомольской группы регулярно стали проводиться её заседания. Папанин был аккуратен в этом отношении, и после каждой радиограммы с приказом обсудить очередную антипартийную организацию (шёл 1937 год), собирал свою группу и обсуждал.
Из дневника И.Д. Папанина:
«1 сентября. Непрерывная сырость дала себя знать, мы подхватили ревматизм. Развеселил нас доктор Новоденежкин с острова Рудольфа, к которому мы обратились за консультацией. То-то хохоту было, когда Эрнст зачитал рекомендации: принимать на ночь горячие ванны, после чего натирать суставы ихтиоловой мазью с какой-то смесью, спать в перчатках, утром мыть руки мыльным спиртом…
Кренкель предложил текст ответной радиотелеграммы: «Первое – ванна отсутствует, второе – состав мази неясен, третье – буде спирт обнаружится, хотя бы мыльный, употребим внутрь».
21 сентября. Четырёхмесячный юбилей нашего пребывания на
Потом мы слушали по радио последние известия. Было приятно, в Москве о нас вспоминали, посылали нам слова, полные тепла, внимания и любви». (Папанин, 1938).
Тут надо учитывать, что Иван Дмитриевич не был научным специалистом, и ему нередко приходилось быть «на подхвате» – на кухне и в мастерской. Обидного в этом нет, без него двое молодых учёных не смогли бы выполнить обширную научную программу. Достаточно вспомнить, что одна гидрологическая станция отнимала у Ширшова до сорока часов непрерывной работы. И без подстраховки, без коллективного выкручивания глубинных приборов, без горячей пищи прямо у лунки он бы сгорел через пару месяцев.
В то же время Папанин формировал атмосферу коллектива. Вот как отзывался о нём Е.К.Фёдоров:
«Полностью лишённый какой-либо амбиции, он видел своё назначение не в том, чтобы командовать и распоряжаться, – что кому надлежит делать. Подбирая кадры, т. е. нас троих, он заранее заботился о том, чтобы в этом не было необходимости. Каждый из нас сам понимал, что нужно сделать, и старался изо всех сил.
Дмитрич помогал нам. И вместе с тем направлял и буквально лелеял то, что можно было бы назвать духом коллектива: всегдашнюю готовность прийти на помощь товарищу, сдержанность в отношении неудачного поступка или слова соседа, воспитание дружелюбия. Он, руководитель, прекрасно отдавал себе отчёт в необходимости постоянного поддержания и укрепления, как теперь говорят, совместимости всех немногих участников экспедиции и был совершенно прав, отдавая этой стороне жизни все свои большие духовные силы». (Фёдоров, 1979).
А вот дневниковые записи Е.К. Фёдорова тех дней:
«7 сентября. Выкрутили на «солдат-моторе» большую телеграмму Ивану Дмитриевичу. Он дорабатывается до сильной усталости и тогда неважно себя чувствует. Плохо спит.
22 сентября. Ивану Дмитриевичу постоянно кажется, что он меньше других работает, и поэтому он как-то стесняется спать во время полагающегося ему отдыха. Работает же очень много, в особенности, когда нужно помочь в наблюдениях, что-нибудь исправить или наладить по хозяйству.
13 октября. Иван Дмитриевич возится на кухне у своего верстака с очень трудной детально-коробочной гидрологической вертушкой, по существу, делает её заново, а в ней масса мелких деталей. Требуется точная подгонка. Для этого используется какой-то случайно найденный стальной штифт. Мёрзнет, заходит погреться.
15 ноября. Иван Дмитриевич сегодня немного скис. Простыл на кухне, изготовляя деталь вертушки. Перед обедом залез в мешок, смерил температуру. Повышенная. Болит горло. Застудил, видимо, голову. Сейчас он в мешке. Петя положил ему на голову пузырь с горячей водой…