Папины дочки
Шрифт:
После этого визита стало еще невыносимее.
Глава 16
– Роман! Что делать-то? Я не могу допустить, чтобы она увезла девочку.
– Как же так, Жданыч? Кира же сама оставила ее тебе. Добровольно…
– В том-то и дело, что добровольно. А документы соответствующие не оформили. Теперь вот аукается… доверие! Не думал, что Кира способна на такое.
– А может дело не только в ней? Может муженек ее новый настраивает? Хотя, ему какая выгода…
– Надо бы узнать подробнее:
– А это идея, Палыч! Свяжусь-ка я с Наденькой…
– ?
– Ну, с Ткачук! Не помнишь, что ли?
– Она все там же работает?
– Да, там… Под Кириным руководством. И, кажется, они не очень ладят…
Выяснить все удалось быстро – нет ничего опаснее обиженной женщины, а Ткачук обижена была: она сама хотела занять должность Киры. К тому же Воропаева еще и вела
себя высокомерно…
Оказывается, муж Киры имел свой бизнес, но… не совсем честный, так можно сказать. Детей он Кире рожать не позволял по неизвестным причинам (может, боялся, что рано или поздно займется им милиция, или жить с Кирой не собирался…) Он и надоумил дочку от Жданова забрать. Хитро придумал: и жена успокоится, да и девочка не бедная, наследством обеспечена…
У Малиновского тут же созрел план.
– Жданов, мы его прижмем! Я переговорю с нужными людьми, пусть его припугнут, насчет бизнеса.
– Ромка, только без криминала!
– Не боись! Методы чисто экономические. Живым оставят! Условие только выдвинут, чтобы дочку твою не трогали.
Тропинкина сидела как на иголках. Не знала, как поступить. В кабинете бушевал скандал.
Крик Воропаевой разносился по этажам. Жданов пытался увещевать ее, не повышая голоса, но иногда не выдерживал, и тоже срывался на крик.
Мария переживала за него – вдруг опять… После суда ей уже приходилось вызывать «скорую». У нее в столе наготове коробка со всем необходимым: таблетки, ампула, шприц – врач со «скорой» оставил, на всякий случай… Она никак не могла решить: зайти, занести лекарство, или стоит подождать ухода бывшей жены. В это время он и раздался, этот ужасный звонок телефона, возвестивший, что драма готова обернуться трагедией.
Выслушав все внимательно, уточнив детали, Мария, захватив лекарства, уже не раздумывая, вошла в кабинет.
Кира продолжала кричать, теперь уже на Тропинкину
– Что ты себе позволяешь? Как смеешь входить…
Но Мария ее «в упор не видела», прошла прямиком к Жданову.
– Андрей Павлович, таблетку выпейте! Или может укол?
– Не нужно, Мария, я нормально себя чувствую.
А она все не уходила: мялась, силилась сказать. И не могла. Только смотрела на него с жалостью.
А Кира все кричала, подступала все ближе…
И тогда Маша не выдержала. Повернулась к Воропаевой и тоже закричала.
– Да что же вы делаете, Кира Юрьевна! Что же вы по головам-то идете?! Уже не по головам – по трупам!
– Что ты мелешь? Какие головы, какие трупы? – от неожиданности Кира стала говорить нормально.
– Ах,
Теперь вот Катька…
– Что с Катей? – Жданов поднялся во весь рост и навис над столом, уставившись безумным взглядом на Марию.
– Андрей Павлович, все уже хорошо… она уже в палате… очнулась от наркоза…
Он медленно опустился в кресло, еле слышно, с трудом шевеля губами, спросил, уже зная наверняка ответ.
– А ребенок?
– Андрей Павлович, миленький, вы еще родите… не волнуйтесь так…
– Ребенок… Сын…
– Нету ребенка, Андрей Павлович… - произнесла едва не плача Тропинкина, и уже обращаясь к Воропаевой, все же заплакала, - вот вам и трупы! На вашей совести! Они так сына хотели!
И тут же кинулась к Жданову. Сунула ему в рот таблетку, сдернула пиджак и стала лихорадочно закатывать рукав.
После укола лицо его постепенно утрачивало синеву и бледность. Глаза перестали быть безжизненными. С трудом проговорил:
– Кира, ты была у нее?.. Зачем? Ты столько сделала ей плохого, гадкого, а она с любовью растила твою дочь. И не мыслит себе жизни без нее, как и я. Что ты делаешь, Кира? Лизу пожалей… Ты взрослая и сильная ты выдержишь разлуку с ней, а она ребенок. Слабый, ранимый ребенок, не знавший никогда горя. Она сломается! Опомнись, Кира! Она же дочь твоя… наша…
Воропаева стояла, словно окаменев. До этого момента ею двигала только своя боль. Четыре года назад, оставляя дочь Андрею, она честно хотела искупить свой грех перед ним – ведь это она всеми правдами, а больше неправдами, увела его с той тропинки, которая вела к счастью с любимой женщиной. Она сама хотела быть этой женщиной, но не получилось.
Ей казалось, что она нашла свое счастье с другим мужчиной. Мечтала начать новую жизнь, создать новую семью, родить новых детей… Ей казалось это возможным. Поэтому она и оставила Элизу – чтобы начать с чистого листа! Не получилось. Семья есть. Любимый мужчина тоже. А детей он не хочет - у него есть почти взрослый сын, ему этого достаточно. Малыши… в его возрасте… Не хочет! А как ей жить? Чем старше она становится, тем сильнее ее материнский инстинкт требует применения. Если нельзя родить, то… надо забрать уже существующую дочь. Муж сам натолкнул ее на эту мысль, а теперь вдруг передумал - явно не обошлось без Жданова.
Злость на него захватила ее разум. Захотелось сделать ему больно. И ей, Катьке. Это она отняла у нее все: мужа, дочь, любовь и счастье! И она пошла к ней, и высказала все. Не так, как Андрею. Грубо, грязно обозвала ее, растоптала словами. А та не оправдывалась, не пыталась обелить себя, и про обман не вспомнила. Хотя, если честно, она-то ни в чем не виновата. Только в том, что сердце его забрала. Она, Катька, о себе и не говорила, только просила Элизу оставить, не травмировать ей душу.
<