Папой будешь? Катюша против всех!
Шрифт:
— Не смешно, — заявил Влад и закрыл дверь, трижды провернув замок.
— Что ты делаешь? — Муза отступила еще на два шага.
— Хочу поговорить.
Он сделал три шага вперед. Она снова отступила, понимая, что еще немного и они доберутся до кухни.
— Десять лет спустя? А чего до пенсии не дотерпел? — брякнула она, проклиная собственный язык.
Муза замерла, ожидая гнева, очередной нотации за «несерьезность» и попытки уйти. Но вместо этого услышала спокойное:
— Поумнел, может.
— Пока ты умнел
— Тормоз. Прости, что поверил Лексу. Но тогда его слова о твоих похождениях казались такими логичными. Эти постоянные мужчины, подарки, огромные букеты. Я думал, что все не просто так, а он подкинул дров.
Мир опасно покачнулся. Муза с трудом устояла на ногах, когда на голову рухнула наковальня с надписью «Вот оно что!». Стало обидно до жути. Десять лет боли, одиночества, мучений из-за одного козла. И был бы породистый, ан нет, какой-то облезлый и безрогий.
— Ты серьезно? Сбежал, ничего мне не объяснил и все потому, что тебе Лекс наплел какой-то бред?
— Ну он сказал...
— Слушать не хочу! — выкрикнула она, зажимая уши ладонями. — Плевать, что он сказал, ты в любом случае должен был поговорить со мной, а не убегать. Так что катись в свой Париж, Влад!
Губы стали чужими, с них слетали слова, которые Муза никогда бы не произнесла. Прогнать его? Наверное, правильно. Но больше хотелось схватить и не отпускать никогда, прижаться к груди, закрыть глаза и впервые за много лет вздохнуть свободно. Ей было глубоко плевать, что Влад натворил в прошлом, кому поверил и что о ней подумал. За прожитые годы она поняла одно: он ей нужен, даже если он идиот.
Муза так и стояла в конце коридора, зажимая уши руками. Для верности зажмурилась, чтобы не видеть, как он уйдет. Вот только вместо глухого дверного хлопка услышала шаги, а потом спрятанных под плотным кружевом запястий мягко коснулись.
От неожиданности едва не подпрыгнула и тут же открыла глаза, поднимая на него удивленный взгляд. Влад смотрел сверху вниз, холодно и заинтересованно.
Если Стейш в семье была боевой единицей, то Влад — уничтожал взглядом, сарказмом и добивал интеллектом. Его многие боялись просто из-за взгляда. Как сказала однажды Саша: «Влад иногда так смотрит, будто прикидывает на сколько частей тебя разделать, чтобы ты убралась в его холодильник». А Муза любила даже эту холодность, которая (она точно знала) была лишь маской.
— Никуда я не уйду, — спокойно заявил он и медленно провел большими пальцами по её запястьям.
— Почему?
— Я тебе нужен, — снова констатация факта.
— Чушь.
Муза смотрела в темные глаза и с трудом воспринимала слова. Мир вокруг привычно стал меркнуть, оставив только запах его идиотского сладковатого одеколона, его прикосновения к рукам и осознание опасной близости.
— Правда? Тогда ответь, почему ты носишь перчатки, — медленно провел пальцем по самому краю
— Чтобы не оставлять на мужчинах отпечатков пальцев.
— Снимай, — тихо потребовал Влад.
— Что?
В груди пожар, паника, огонь. Он знает. Кто-то ему рассказал обо всем, что случилось. О том дне, когда боль стала невыносимой, и она наделала глупостей.
— Перчатки. Сейчас же.
— Если нет, то что?
— Муза!
Он не стал ждать, переговариваться или спорить. Просто снял с ней перчатки одну за одной. Кружевная ткань послушно соскользнула с кожи, обнажив сеть кривых шрамов на запястьях. Муза не сопротивлялась. Если он знает, прятаться бесполезно.
— Ну что, доволен? А теперь уходи. Тебе нечего делать в моей обители разврата.
Попыталась освободить руки, но он удержал. Два рваных дыхания переплелись от близости.
— Ты поэтому кофе мне сварила?
— Это не тебе. Это тому, из холодильника. Он же замерз, — губы продолжали молоть чушь.
— Дурочка моя, — выдохнул он и раньше, чем успела ляпнуть очередную глупость, она оказалась прижата к какому-то монстру из компьютерной игры. — Ты даже вены неправильно режешь, надо вдоль руки.
— В следующий раз проконсультируюсь у тебя, — прошептала, уткнувшись лбом в его грудь.
Тепло. Хоть на пять минут, до тех пор, пока он не испугается порыва и не уйдет, пока не скажет, что у него жена и двое милых французских карапузов. Забыться хотя бы на пять минут.
Обняла его крепкий торс руками и зажмурилась. Так хорошо, так прекрасно, так восхитительно правильно.
— Я скучал, моя Муза.
— Я тоже.
Он чуть отстранил её и мягко коснулся губами шрамов на запястьях.
— Прости, я был закомплексованным идиотом, боялся не соответствовать твоим стандартам, поверил слухам. Еще и ты напоследок сказала «и без тебя хорошо устроюсь, мужиков в мире навалом».
Столько лет она ненавидела себя за эти слова, брошенные в пылу ссоры. И еще больше ненавидела за то, что следующие несколько лет пыталась хорошо устроиться без него, даже три раза замуж вышла. Влад прав, дурочка и есть.
Но была одна фраза, которую она должна была сказать десять лет назад. Фраза, которую Муза носила в себе все это время. Слова, которые сыпали соль на её старую рану и причиняли невысказанную боль.
— Мужиков навалом, но ты — один.
— Я должен был написать. Прости за всё, если бы я знал...
— Знал о том, что я безумная суицидница? — усмехнулась она.
— Что тебе так плохо. Но мне никто не сказал, даже Стейш молчала!
— Не злись на неё, я попросила не говорить. Боялась выглядеть жалкой, я же Муза Загорская, в конце концов.
Пока она говорила, он медленно покрывал поцелуями её руки, целуя каждый миллиметр с таким наслаждением, будто никогда не делал ничего более прекрасного.