Пара для Эммы
Шрифт:
— Почему он потом отправился к городу? Что ему там надо было?
— Там он устроил госпожу таким образом, чтобы дальнейшая её транспортировка не вызывала ни у кого вопросов. А тех, кто ему помогал, он заставил забыть о себе. Вам ли не знать, что оборотни не любят принуждения, но ничего не могут противопоставить сильнейшим.
— Он всегда говорил, что мы практически всесильны, и нельзя пользоваться своим преимуществом в ущерб чужой свободе, а сам с лёгкостью попрал свои же слова!
— Если вас это утешит, то господин Рок действительно верил в то, чему вас учил, и если бы не госпожа Эмма, которая
— Не утешит.
Ратмир поднялся и, смотря в глаза Лучу, отдал приказ:
— Останешься здесь до моего возвращения. Если я буду мёртв, то ты свободен.
Луч хмыкнул:
— Вы вновь неправильно расставляете приоритеты.
Ратмир криво улыбнулся и, более не задерживаясь, нашёл Жара, обнял его, шепнул, что отправляется за мамой. Трансформировав своё тело, он убежал.
Бег не мешал ему думать о своей жизни, о том, чему учил его Рок и о том, чему не учил. Теперь он по-новому вспоминал Нила и понимал, что тот тайком пытался ослабить влияние старика на детский разум, уча его мыслить, получать знания из книг, а не только из уст Рока.
Ратмир бежал и надеялся, что старик бережно обращается с Эммой. Не может же он враз ступить на тот путь, что всю жизнь презирал? Но неожиданная встреча с Быком и сообщённые им новости свели его с ума. Тёмная сторона взметнулась, вытесняя годы человеческой жизни, и теперь по дороге бежал жестокий зверь, жаждущий расправы.
Хлад пытался изображать себя прошлого. Того доверчивого мальчугана, который вдруг поверил, что у него семья. Пытался, но безуспешно. Он следил за Роком, искал в нём признаки лицемерия, но старик выглядел настолько уверенно и достойно, что мальчик теперь сомневался во всех. Радушные Тит и Добр казались ему прислужниками монстра, сильные улыбчивые стражи — пособниками зла. Островитяне — глупой отарой, поклоняющейся беспощадному хищнику.
Следующим вечером Хлад стоял в коридоре и слушал шаги Рока. Старик опять ходил к Эмме и вернулся с корзиной. Дождавшись, когда Рок скроется у себя, мальчик пробрался на кухню и увидел брызги возле кастрюли. Похоже, Рок скинул туда не пригодившуюся порцию еды. Значит, он что-то хочет от Эммы, а та отказывается.
Он решительно взял другой кувшин и, набрав туда остывшего морса и распихав по карманам сухофрукты и орехи, отправился к подземному ходу. Поначалу он даже желал, чтобы его обнаружили, остановили — и тогда бы он всё сказал. Всё!
Заготовленные речи сменялись одна за другой, Хлад оказался не в силах подобрать слова, чтобы выразить все чувства. А потом… стало страшновато. Всё изменилось, когда он вошёл в тайную комнату, отбросил крышку и, поставив лестницу, пробрался к Эмме. Её лицо, волосы, шея, были мокрыми и она была в сознании.
— Эмма! — воскликнув, он бросился к ней и крепко обняв, расплакался.
Её рука легко скользила по его спине, поглаживая и обжигая.
— Я принёс тебе пить, ты будешь?
Она пыталась улыбнуться, но губа треснула и потекла кровь.
— Я убью его! Убью!
Он долго просидел у Эммы. Сначала помог ей напиться, потом подавал сухофрукты и с видом заботливой наседки следил за тем, как она устало их посасывает.
— Завтра
— Не рискуй, — покачала головой Эмма.
Она выслушала слова приемного сына о том, как её по всем землям ищет Ратмир и что он объявил о баснословном выкупе, но нашёл её случайно Хлад.
— Мила на острове нет, в замке спокойно. Нам надо дождаться отца.
— Твой товарищ не сбежит? Его семье, наверное, трудно делать выбор, ведь Рок здесь живёт уже очень давно, а кто такой Ратмир для островитян?
— Нет! Дядька Бык был у нас в охране и ему нравилось. Ты его вспомнишь, когда увидишь. Если бы оборотни могли выбирать, то выбрали бы отца.
Прощаться было тяжело. Ни Хлад, ни Эмма не могли быть уверенны, что завтра они смогут снова увидеться, но всё обошлось. Хлад стал ходить к Эмме каждую ночь, чтобы принести ей воды и еды. Однажды он, как всегда, принял другой облик, чтобы сдвинуть крышку и обострённое чутьё подсказало ему: что-то поменялось. На каменной пробке с внутренней стороны был вбит артефакт.
— Это что-то огненное, — увидев мальчика и его заминку, крикнула Эмма. — Я не поняла, когда он должен сработать и как он активируется, но если он вспыхнет, то мало не покажется.
Эмма нервно расхаживала по камере и о чём-то сосредоточено думала. Хлад приготовил лестницу и когда уже собрался спускаться, она остановила его.
— Как ты думаешь, Ратмир уже близко?
— Если дядька Бык нигде не задержался в пути, то отец помчится сюда быстрее ветра и будет здесь к завтрашнему вечеру или послезавтра.
— Малыш, я думаю, Рок знает, что ты поддерживаешь меня. Я, конечно, делаю вид, что лежу без сознания, но он перестал трясти перед моим носом той штукой для клятв и подчинения.
— Но почему он…
— Не схватил тебя? — она с грустью посмотрела на Хлада: — Потому что любит тебя? Потому что стар и понял, что дело всей его жизни не стоит того, чтобы ты ненавидел его?
— У тебя доброе сердце, но уверен, что ты ошибаешься.
— Всё может быть, — покорно согласилась она. — Я иногда и себя не понимаю, а тут такой типаж! Но думаю, ты не будешь спорить, если я предположу, что этот огненный артефакт здесь для того, чтобы сжечь меня? Похоже, дело идёт к развязке, и виновная, по воле Рока, обязательно должна быть наказана! — невесело хмыкнула Эмма.
— Что же нам делать?
— Я выхожу. Мы забираем артефакт, скрывающий следы, и ты меня прячешь в другом месте. Если Ратмир появится здесь завтра, то Рок даже не узнает, что его пленница тю-тю! А если твоего отца завтра здесь не будет, то беги куда подальше, малыш. Старикан будет в гневе, увидев, что я убежала, и кто знает, насколько хватит его чадолюбия!
Островитяне собирались компаниями, чтобы обсудить приезд Нила, а тут кто-то крикнул, что к острову вплавь добирается их правитель! Все сгрудились на берегу, желая первыми узнать новости. Самочки в страхе прижимали руки к груди и боязливо шептались, что на материке началась война, а самцы хмурились и цыкали на их длинные языки. Но все разбежались, стоило Ратмиру достать ногами дна. Он находился в боевой трансформации, и по исходящей от него ауре было ясно, что ничего хорошего ждать не приходится.