Пара варвара
Шрифт:
Я представляю Хэйдена с ребенком на руках и чувствую себя странно расплавленной. Я решаю, что он был бы хорошим отцом. Твердый, но справедливый. И заботливый, добавляю я, когда он берет чашку с чаем и подносит ее к моим губам, чтобы я могла отпить из нее, не поранив рук. Когда я заканчиваю пить, я снова думаю о мысленном образе. Поцелуй. Мы еще не целовались. Раньше я думала, что это потому, что ему было все равно, но я подозреваю, что это потому, что он не знает как.
Я добавляю это в свой список занятий, и впервые за, кажется, вечность, я чувствую, что мне есть
Остаток дня мы проводим в приятном безделье в пещере. Хэйден продолжает заниматься домашними делами, но он также знакомит меня с игрой под названием «раскручивание историй», в которую, по его словам, они играют с детьми дома, когда выпадает слишком много снега. Игра проходит так: кому-то задают тему, и рассказчик должен придумать сюжетную линию, соответствующую любым предложенным ему словам. Это что-то вроде словесной перепалки, и мы тратим много времени, пытаясь подставить друг другу подножку. К моему удивлению, Хэйден обладает острым умом, и даже мои самые глупые истории умудряются вызвать у него несколько улыбок. Я учу его «Я шпион», и мы играем так до полудня, пока солнце не сядет, а холод не высосет все веселье из вечера, и даже огонь не согреет меня.
Затем Хэйден забирается ко мне под меха и прижимает меня к своей груди, и я провожу остаток вечера, обнимаясь с ним. Моя вошь настойчиво урчит, желая большего, но я изо всех сил стараюсь не обращать на это внимания. Я также не буду думать о ванне. Завтра будет тот самый день, — говорю я себе. — Наберись терпения до завтра.
Я засыпаю, положив голову на грудь Хэйдена, пока он гладит меня по волосам, и действительно, я могла бы привыкнуть к этому. Может быть, это просто крайняя возбужденность, вызванная резонансом, но когда он держит меня? Я чувствую себя… любимой. Обожаемой. Почитаемой. Как будто я — лучшее, что когда-либо случалось с ним.
Может быть, так оно и есть.
Мне… вроде как нравится эта мысль.
Когда мы просыпаемся на следующее утро, погода становится холоднее. Я дрожу, несмотря на меха, которые Хэйден набрасывает на меня, и даже он натягивает теплую шкуру на грудь.
— Это потому, что мы отправились на север, — говорит он. — Воздух здесь не такой приятный, как в пещерах племени.
Я хмурюсь про себя.
— Север? Я пыталась уйти на запад. К пещере Харлоу и Руха.
Он фыркает.
— Значит, ты находишься в нескольких днях пути от этого.
Правда? Черт возьми.
— Ну, это отстой.
— Скорее всего, тебя развернули. Большая соленая вода находится недалеко отсюда, а пещера — нет. — Он тычет в огонь, чтобы разжечь его, а затем раздраженно дергает хвостом. — У нас мало топлива для костра. Оставайся здесь, а я пойду разведаю местность.
— Хорошо. — Я плотнее натягиваю одеяла. — Скорее возвращайся.
Он поднимает свое копье и кивает мне. Он не улыбается, но это Хэйден. Он пожирает меня горячим, собственническим взглядом, а затем поворачивается и выходит из входа в «пещеру», и я решаю, что в другой раз брошу на него испепеляющий взгляд вместо дружелюбной улыбки.
Я разминаю руки, и они чувствуются не так уж плохо, поэтому
Хэйден возвращается некоторое время спустя, держа в руке замороженную емкость из одной из своих ловушек. Он стряхивает снег с ботинок и разворачивает меха, затем сразу же подходит ко мне. Я думаю, что он собирается вручить мне добычу — может быть, он забыл, что у меня перебинтованы руки, — но вместо этого он подходит и целует меня в макушку.
И снова я таю. Почему я думала, что этот парень придурок? Иногда с ним трудно ладить, да, но любить? Абсолютно.
— Все в порядке? — спрашиваю я, волнуясь. — Есть какие-нибудь признаки мэтлаксов?
— Все кончено, — говорит он и садится на корточки у огня. Он выглядит удивленным, увидев, что костер сильно горит и на нем есть пакетик чая. Он бросает взгляд на меня. — Чай?
— Я подумала, что тебе может быть холодно, когда ты вернешься.
Он хмыкает таким тоном, который я привыкла интерпретировать как его «одобрительное» ворчание, и опускает в него чашку. Хэйден быстро выпивает его, а затем снова опускает чашку и предлагает мне.
— Я в порядке. Итак… еще мэтлаксы?
Он кивает. Вместо того чтобы разделать свою добычу, он заворачивает ее в один из мехов и начинает собирать свои вещи.
— Следы повсюду, молодые и старые. Они знают, что мы здесь, но боятся нападать на нас из-за огня. Мы, должно быть, глубоко на их территории.
Мурашки покалывают мои руки.
— Так что же нам делать?
— Мы уйдем, как только твоим рукам станет лучше. — Он поворачивается ко мне. — Я не подвергну тебя опасности.
Я игнорирую головокружительный прилив тепла, который дарят мне его слова, и сосредотачиваюсь на насущной проблеме. Мне нужно подумать, а не хихикать, потому что он говорит все то, что я умирала от желания услышать.
— Мы будем в безопасности, если пойдем?
— Мэтлаксы обычно не приходят за ша-кхаи. Если мы покинем их территорию, они не последуют за нами.
— Но они напали на тебя.
Он задумчиво кивает.
— Мы натрем себя золой от костра. Если от нас будет пахнуть дымом, они будут держаться подальше. Они недостаточно умны, чтобы понять, что мы не в огне; они распознают только запах.
— Хорошо. — Я протягиваю свои руки вперед. — Тогда, может быть, мы проверим мои руки?
Хэйден подходит ко мне, и я изо всех сил стараюсь оставаться неподвижной, когда он начинает осторожно развязывать мои руки. Он всегда так осторожен со мной, хотя я знаю, что его вошь, должно быть, сводит его с ума так же, как моя сводит меня. Прямо сейчас он воспевает бурю, и его песня соответствует громоподобному эффекту. Я отчасти удивлена, что мы не отпугнули мэтлаксов только тем шумом, который издают наши кхаи.