Парабеллум

Владимиров Денис

PS: О Третьяке узнаешь много хорошего, даже то, отчего у тебя проснется совесть. Но… Но убив его, ты воздал по заслугам, отомстил даже за того же Каспера, за двух его крестников. Да, про мертвых или ничего, или хорошо. Скажу так, запомни, тот больше остальных начинает чтить какие-то догмы, законы, кто раньше на это все плевал, но в один момент ему вдруг отрылась истина.

Мари… Я мог бы промолчать, но тебе необходим этот урок. Ты начал забывать прописные истины, одна из которых – не составлять мнение о человеке с чьих-то слов, на основе слухов. Так вот, ее воспитал отец, сам он ветеран, прошедший кровавые бойни той реальности,

где войны не затихали. Мать их бросила ради другого. И девочке с младых ногтей папа привил мужские истины. Главная из них, она всегда должна была делать то, что говорила. Отвечать за слова. И у нее, учитывая, совершенное матерью, это превратилось в навязчивое. И как понимаешь, такое воспитание не могло не наложить отпечатка. Мари от мужчин всегда требовала, что бы они следовали своему слову, были, как отец. И вот в шутку она пообещала Хмурому, что съест его руку с солью и перцем, если тот ей изменит. Девушка любила, да, она очень влюбчива. И была предана до невозможности. Другие отношения заводила только тогда, когда разорваны старые. И не по ее вине. Так вот, он изменил, более того, сам напомнил о ее же словах, поднял на смех. Зря. Она сделала то, что обещала. Да, потом ее полоскало неделю, и до сих пор с трудом переносила вид человеческой крови. Мутило. Выходка с рукой и Анной, это доказательство самой себе, что сможет пересилить, задавить эмоции. Для тебя старалась, ты напомнил ей отца. Последняя жертва. Не раз и не два к ней тот тип клеился, даже чем-то нравился, потом пообещал жениться. Но… И тоже открыл Марии глаза во время встречи, надсмехался над ее «глупостью», сообщил с улыбкой, мол, мужчины говорят разные слова, чтобы переспать и забыть. Результат ты знаешь. Да, там ее сорвало с нарезок.

Далее. Один из тех полицейских, которых я убил при встрече с тобой, обратился бы в тварь. Дорос бы через три месяца до рубера и напал на замечательную девушку, линия жизни которой не должна прерваться — это Хельга. И тебе она знакома. Второй, будущий мур. С сегодняшним Евстигнеевым в разведку пошел бы, хоть я их и не люблю, часто оттого что вижу полностью прошлое, настоящее и будущее. Светлая память, мужчине.

Крестников у меня много, и все имена даны им не зря, так как я вижу… странно писать о себе в прошедшем времени, так и сбиваешься постоянно на настоящее. Так вот, я видел линии жизни, линии судеб. Твоя не самая плохая.

Тчк.

Твой крестный Цемент».

Дочитал, свернул аккуратно послание, положил во внутренний карман. До хруста сжал кулаки.

Сука, больная на всю башку сука!

Никого не пожалел, себя в том числе. Сам голову под мою пулю подставил! Сначала распалил речами дикими, сделал все, чтобы поступил так, как он задумал.

Мля!

А еще очень и очень непросто ощущать себя винтиком, тем от кого ничего не зависит, кто следует только чьей-то воле. Вся моя жизнь в Стиксе получалась срежиссирована чертовым, млятским Цементом.

Стоп!

Пусть ситуации какие-то и предвидел, но я боролся изо всех сил за жизнь, за свою судьбу. За свою… да, любовь. Вот сейчас подумал об этом и понял, в чем боялся признаваться даже себе. Без всяких сопливых сюси-пуси. Просто, она мое.

И я любому перегрызу глотку, посмей он встать между мной и Гердой!

– - Командир! – обратился ко мне Винт, вырывая из размышлений, голос встревоженный.

Я поднял глаза и увидел, как к нам навстречу мчался диковинный мотоцикл, напоминающий спортивный. Отметил зализанные аэродинамические формы, курсовой пулемет, отсутствие выхлопных труб. На нем восседал, а точнее, практически лежал кто-то закованный в броню

десяточников.

– Приготовились! – рявкнул я, – Вольф, если что работай, но по команде!

– Принял, – тот кивнул.

Впрочем, все прояснилось практически сразу.

– Люгер, это Герда, – раздался в гарнитуре ее голос.

– Отбой тревоги!

Девушка развернулась практически на месте, чуть вырвалась вперед. Так и сопровождала.

Дура!

Какого черта в одиночку ломанулась?

Хотелось остановить ее, и… достать ремень.

Километров через пятнадцать объехали, прижимаясь к обочине, до сих пор горящий и чадящий «Мастодонт» с огромной пробоиной по правому борту. Судя по траектории, атаковали его из близлежащего пролеска.

Только головой покачал.

Дура.

А на лице глупая-глупая улыбка. Как будто мне в любви призналась, хоть мы ни разу ни про что подобное не говорили. Впрочем, так и есть. Это было круче всяких признаний.

…Старая покосившаяся деревянная церковь, в которую входить было страшно, а ну как завалит. Возле нее и решил похоронить Марию. Приказал Вольфу и Винту копать могилу, Сургут выделил в помощь и заворчавших что-то своих,

Затем отошел к Герде, та никого не стесняясь, точнее, своих чувств, бросилась мне на шею.

– Надо поговорить, – сказала серьезно, заглядывая мне в глаза.

– Надо, – кивнул, и отвел ее метров на пятьдесят от основной массы.

– Ты знаешь…, – она как-то нерешительно замерла, заглянула виновато мне в глаза.

Я приложил палец к губам подруги. Все ясно. Тоже цельная, настоящая. Действительно – Герда, верная до безумия девочка, которая ради своего Кая, завалит всех Снежных королев, пошлет к черту самое дорогое, создаваемое не один год.

Об этом явно свидетельствовал сожжненый «Мастодонт». Лохматый не туда полез.

И нечего у нее не буду спрашивать. Вижу по глазам, сейчас расскажет правду, вот только мои догадки это одно, а точное знание – другое. И мне тоже предстояла встреча с ментатом.Так просто Горбач, сука позорная, от своего не отступится.

Может быть, когда все уляжется и забудется, а угрозу мы ликвидируем, а мы так и поступим, я задам этот вопрос. Но не сейчас… И знал о чем, хотела сказать.

Герда сделала свой выбор.

– Никуда не поедем, – сказал пусть и тихо, но твердо, – Возвращаемся в форпост. И запомни, мы не будем убегать оттуда, где нам все дорого, мы за это будем зубами цепляться. И нам чужого не надо, но свое без боя не отдадим! А теперь прочти, – протянул ей свернутое послание, когда она хотела что-то сказать.

– Ткач, – прошептала минуты через две.

– Что?

– Очень и очень редкий Дар у твоего крестного был, чем-то похожий на Провидца, но не совсем. Тем просто открывается туманное будущее, или одна какая-то его часть, еще, при всем желании не могут что-то менять. А этот мог и даже до того, как он что-то делал, он видел, к чему приведут его действия. Для этого Ткачам порой не нужно ни с кем встречаться. Достаточно потянуть за одну нить.

– Ясно, – кивнул я.

Это мы уже проехали… Почти проехали. Оставалось найти дочь Цемента, отдать ей жемчуг, папа про нее не забыл. Похоже, это важно.

Терзало ли меня желание обмануть мертвого рейдера? Нет.

Я никогда никого не кидал.

Он итак сделал для меня очень много. И репутация – это не только внешняя категория, но и внутреннее состояние. Как тебя будут уважать другие, если сам ты себя не уважаешь? Конечно, идиотам с пластичной моралью и такой же парадигмой – данные выверты до лампочки. Я не из таких, хоть и не моралист.

– И что дальше? – тихо спросила Герда.

– Сначала ты употребляешь лекарство, потом мы поедем обратно в Форпост, а завтра отправляемся в Острог, – протянул на ладони белый жемчуг.