Парацельс
Шрифт:
Красноречие этих строк разоблачает философа. Не презрение к миру и смерти правит его речью, а страх. Он упивается ужасающими подробностями, кричит о них, чтобы не погибнуть от тяжести молчаливых видений.
Незнание основных процессов, совершающихся в человеческом организме и определяющих его зарождение, развитие и уничтожение, еще усиливало страх перед смертью.
В одной из книг, по которой монахи готовились к переходу в «новое существование», было сказано: «Если пустое поражение пальца может причинить такую сильную боль, то каким ужасным страданием должна казаться смерть, представляющаяся повреждением и разрушением всего тела». Бэкон Веруламский смеялся над
Парацельс как естествоиспытатель выработал в себе философское отношение к неизбежности конца. Он говорил: «Мы радуемся дню окончания наших трудов и покоя».
Умер Парацельс через три дня после объявления своей последней воли и был предан земле в день святого Руперта, высоко чтимого апостола Баварии, первого епископа Зальцбурга. Могила этого епископа в соборе св. Петра сделалась местом паломничества, а этот день — праздничным днем в городе и всей стране. Архиепископ Эрнст распорядился обставить погребение знаменитого ученого и врача с подобающей пышностью и почетом.
На могильном камне Гогенгейма сделана надпись: «Здесь погребен Филипп-Теофраст, превосходный доктор медицины, который тяжелые раны, проказу, подагру, водянку и другие неизлечимые болезни тела идеальным искусством излечивал и завещал свое имущество разделить и пожертвовать беднякам. В 1541 году на 24-й день сентября сменил он жизнь на смерть».
Внизу под надписью изображен герб Бомбастов фон-Гогенгеймов, окруженный шестью крестами, и стоят слова: «Мир живущим и вечный покой погребенным».
Эти обычные слова христианских надгробий — свидетельство ничтожества человеческой жизни и жалкого ее конца — звучат тускло и фальшиво над могилой Парацельса. Прислужники католической церкви пытались утверждать, что перед смертью этот бунтовщик смирился и, раскаявшись, возвратился в лоно истинного католицизма, но какие доказательства этому могут быть приведены?
Его бунт против римской церкви имел слишком глубокие корни в его социальных воззрениях. Он боролся против нее потому, что она была одной из виновниц плохого общественного устройства и преграждала путь той перестройке жизни, которую он считал правильной и неизбежной. Нет, он не сдавал своих позиций перед смертью и умер таким же смелым бунтарем и искателем новых путей, каким был всю жизнь.
Любимым изречением ученого, которое он неоднократно подписывал по-латыни или на немецком языке под своими портретами, было:
Пусть никто не ищет себе господина в другом, Кто сам себе может быть господином.Гордые слова человека, не только уверенного в своих силах, но и смеющего противостоять «предержащей» власти. Их уместно было начертать на его могильной плите.
Парацельс оставил человечеству необычайно богатое литературное наследство: в течение десятилетий печатный станок выпускал все новые и новые его произведения, наконец, в 1589–1590 годах Иоганном Хузером было издано в Базеле собрание сочинений Парацельса. Но и после этого капитального труда осталось немало неопубликованных рукописей.
Долгое время медицинские сочинения Парацельса оказывали влияние на врачебную науку, а его философские и религиозные писания привлекали
Буржуазная наука не только постаралась запамятовать многих неугодных ей людей, но даже дискредитировать и фальсифицировать их учения; так было с Джордано Бруно, который в руках современных шарлатанов от капиталистической науки обратился в идеалиста.
Только в начале XX столетия ученый мир вновь начинает проявлять интерес к Парацельсу. Создается обширная литература о нем, появляются новые издания его произведений. Но буржуазные ученые не только сделали слишком мало для настоящего изучения его роли в развитии естествознания, они бессильны решить эту задачу, ибо только диалектический материализм, которому ведомы глубочайшие законы движения и развития общества, техники и науки, сможет ответить на этот вопрос. В нашей Советской стране будет создана новая замечательная история естествознания, в которой труд Парацельса получит свою непререкаемую и справедливую оценку. Тогда и биограф его получит новый богатый материал для того, чтобы полнее осветить жизнь этого замечательного человека.
Все это — дело недалекого будущего.
Но если произведения Парацельса-естествоиспытателя в течение нескольких столетий были забыты и даже осуждены, все же культурный мир не в силах был освободиться от обаяния этой многогранной и своеобразной фигуры.
Теофраст Бомбаст фон-Гогенгейм умер, рукописи его лежали в пыли архивов, на палках библиотек хранились забытые его книги, но в мир вошел доктор Фауст и незримо начал свое победное шествие, привлекая к себе фантазию и сердца.
Возможно, что действительно существовал некий бродячий фокусник и шарлатан Георг Сабелликус Фауст, которому народная молва приписывала союз с дьяволом.
По крайней мере, аббат Тритгейм и ученик Агриппы, Иоганн Вестер, утверждали, что они лично видели этого человека. Но сведения о нем слишком бедны, поле его деятельности слишком ограничено, а фигура не настолько замечательна, чтобы стать истоком необычайно живучей и многообразной легенды о Фаусте.
Если же пристальнее вглядеться в фигуру доктора Фауста, героя многих народных сказаний и легенд, и потом проследить эволюцию этого образа в произведениях многочисленных малых и великих писателей трех последующих столетий, то невольно в воображении возникают знакомые черты Парацельса, и становится ясно, что именно он в первую очередь имеет право называться прототипом легендарного Фауста.
Вначале народное творчество создает простую и грубую копию многочисленных рассказов о необычайном ученом: маге, алхимике, враче, повелителе духов и тайных сил природы. Тысячелетнее раболепное преклонение перед церковью, суеверный ужас вечного осуждения и страх перед неограниченной властью инквизиции привели к тому, что народные сказания приписали этому человеку союз с дьяволом; он продал свою душу врагу человеческого рода, чтобы этой ценой овладеть тайными силами, и поэтому, как того требует церковь, должен погибнуть страшной смертью. Гибель его — простой акт божественной справедливости и свидетельство безграничной власти церкви па земле и на небесах.