Парад обреченных
Шрифт:
— Сам виноват, — сказал как отрезал собеседник Вилланда, — нечего по любому поводу в морду давать. На хороших людей порчу и сглаз не наводят. И на близких их…
— Хороших людей, — передразнил охотник с почти искренней досадой, — а кто это у нас тут… из хороших людей? Уж не ты ли?
Ивар в ответ сокрушенно покачал головой.
— Если бы, — кажется, его наконец проняло, — так я ведь еще глупее оказался. Как-то в Ларну старуха пожаловала. Сразу видать, что ведьма — не то что колдун твой. Горбатая такая, низенькая… и нос крючковатый. И чего ей именно в наш дом приспичило постучать?.. Да ночью
— Так ночь — самое время для всякой нечисти, — осторожно предположил Вилланд, но собеседник будто не услышал. Ибо не говорить желал, но выговориться.
— Дайте, говорит, хлеба… налейте водички. А я едва после смены вернулся… устал как собака. Вдобавок, Нара… ну, жена моя ребенка ждала. Ну, осерчал я тогда… а может, испугался. Обругал ту старую уродину… последними словами. А та в ответ: «ну и не видать счастья тебе да тем, кого ты любишь…»
На какое-то время история прервалась: принесли новую порцию пива. И по своему обыкновению Ивар присосался к кружке. Не отрываясь, пока та не опустеет.
— И что же потом? — в нетерпении осведомился Вилланд. Сам он отпивал из своей кружки маленькими осторожными глотками. С перерывом в несколько секунд.
— Что-что… суп с котом, — срифмовал, отвлекаясь от выпивки, его собеседник, — сперва у Нары выкидыш случился. Через неделю. Потом она распухла вся, пятнами красными покрылась. Потом еще и язвами. Смотреть страшно! И запах, запах, черт побери! Как у тухлого мяса. Я с ней не то что спать… да в одной комнате даже не мог находиться. Хорошо, дом у нас большой. Нашел, где запереть.
На последних словах Ивар зажмурился — глаза защипало. И, рывком поднявшись над столом он воскликнул аж навзрыд:
— Это все я виноват! Что я за дерьмо-человек! Нет мне прощения!
Чуть ли не все посетители таверны обернулись в его сторону. А Ивар уже снова плюхнулся на стул — добро, хоть не мимо. Приподняв одну из кружек и перевернув, он нашел ее пустой. После чего поставил на стол, да так неловко, что кружка опрокинулась на бок.
— Всего два дня назад, — пробормотал Ивар, обхватив лицо руками, — сперва она есть перестала… а к вечеру… она… она…
И затрясся от тихого рыдания.
— Красавица, — Вилланд не нашел ничего лучше, кроме как снова окликнуть служанку, — еще нам… того же самого.
Однако раньше очередной пары кружек к их с Иваром столу подоспела Эдна. Успевшая уладить вопрос с ночлегом.
— А, Вилланд, вот ты где, — молвила она ворчливо, — обыскалась тебя в этом сборище. И… что это ты делаешь? Договорились ведь: деньги беречь. А не на выпивку тратить.
— Много ты понимаешь, женщина, — отозвался охотник, уже начавший хмелеть, — нам… для дела надо. Поняла? Я… если надо, какую-нибудь зверюшку еще подстрелю. Продам — и будут у нас еще деньги.
— Это… э, Вилланд, — Ивар худо-бедно успокоился и обратился к соседу по столу, зачем-то тряся указующим перстом, — зря ты с ней так… грубо. Любить надо женщин. Любить… внимание уделять… пока они с нам-ми. Да!
«Я, пожалуй, приму здесь сторону Эдны, — прозвучал в голове охотника голос Игоря, — в том смысле, что попойку пора заканчивать. Для вас обоих. Включая этого парня. А то мне в пьяного забулдыгу тоже вселяться не тянет».
— Как хочешь, — вслух, причем не так уж тихо, отвечал
Нет, не забыл я того заклинания, благодаря которому, собственно, и смог удрать в этот мир. А теперь вот, если верить Аль-Хашиму, сумею обрести новую оболочку. Мне-то она всяко нужнее, чем этому нытику и пьянице. Да вдобавок, подкаблучнику… судя по всему.
И потому, когда Вилланд сказал «валяй…», я медленно с расстановкой проговорил магическую фразу. И одновременно вперился в лицо Ивара глазами моего охотника. Пока еще моего.
Мгновение… и я больше не видел перед собой трапезной «Кирки и лопаты», стола и сидящего напротив Ивара. Как, впрочем, и Вилланда с Эдной. Вообще ничего не мог разглядеть, провалившись в густую, тягучую черноту. А вернее, влип в нее, как муха в банку с медом.
Хотя нет… сравнение с медом выглядело слишком оптимистичным. Вкус у черноты оказался горький, точно у яда. И какое-то шестое чувство подсказывало мне, что яд этот может быть опасен даже для бесплотного меня.
Еще чернота душила. И стягивалась вокруг меня, не давая пошевелиться. Ловушка? Неужели целый и вроде живой человек мог оказаться ловушкой? Западней для беспечных призраков вроде меня. Но зачем?..
Вслед за этими измышленьями, бессмысленными и мимолетными, мой мозг разродился-таки кое-чем полезным. Вспомнилась сказка, читанная в далеком детстве. Про двух лягушек, попавших в крынку с молоком. Ну, когда одна из них покорилась судьбе и утонула, а вторая барахталась-барахталась, да и взбила из молока масло. В коем утонуть, разумеется, уже не могла. Так сказать, сама спаслась и мир вокруг себя хоть в ничтожной мере, но изменила.
Движимый этим воспоминанием, я тоже хотел было побарахтаться. Расшевелить, так сказать, черноту. Но увы: держала она меня крепко. Даже шевельнуться оказалось трудно. Коротко ругнувшись, я напомнил себе, что не всякую мудрость, позаимствованную из фольклора, стоит воспринимать буквально.
А тогда — что? Правильно, решение должно быть сообразно проблеме. А какое самое эффективное средство против темноты? Правильный ответ: хотя бы слабенький источник света.
Недолго билась моя голова над вопросом, где этот источник взять. В свое время я смог одним лишь подсознанием сотворить интерьеры старинного дома внутри Кристалла Душ. Силы воображения хватило, чтобы обзавестись маркером. Дабы рисовать на полу старинного дома магическую фигуру. Факел же или свечка — предмет едва ли сложнее маркера.
Стоило лишь вообразить что-то горящее и яркое, сосредоточиться на данном образе — и готово. Факел вспыхнул в моей правой руке… да даже обжог ее маленько. А уже во вторую очередь высветил кусок пространства, заполненного тягучей темной массой. «Темной карамелью», как назвал я ее невзначай.
Прозвище определило и впечатление от этой, пленившей меня, гадости. Выглядела она отталкивающе, раздражала своей навязчивостью. Но уже нисколечко не пугала.
Я хотел осмотреться, пошарив рукой с факелом в пространстве. И то ли случайно, но может, интуитивно задел горящим концом «темную карамель».