Парадокс Вазалиса
Шрифт:
Название заказанного Када произведения привлекло его внимание. Речь шла о первом издании «Theatrum Orbis Terrarum» [5]фламандского географа Абрахама Ортелия, которое вышло в свет в Антверпене в 1573 году и считалось первым атласом в истории. Насколько Фаргу было известно, география отнюдь не входила в область интересов Альбера Када. Как человек добросовестный, он открыл металлический ящичек, в котором хранились заявки, исходящие от преподавателей, и сразу же перешел к литере «К».
За последние пять лет Альбер Када запрашивал сорок три различных произведения. Самое позднее из них датировалось четырнадцатым
Желая избавиться от всяческих сомнений, Фарг переписал на листок указанный в карточке библиотечный шифр и направился в хранилище. Правом доступа в помещение, где покоились самые ценные книги, был наделен лишь персонал Центра. Отперев дверь, Фарг прошел в глубь комнаты и быстро нашел нужный стеллаж.
Он несколько раз пробежал глазами по полкам и проверил соседние стеллажи, но все же вынужден был признать очевидное: «Theatrum Orbis Terrarum» там, где он должен был находиться, не оказалось, а это, вне всякого сомнения, могло означать лишь одно — книгу украли.
Тщательно упорядоченный мир Жозефа Фарга разбился вдребезги. Анархия возвращалась, и он был не в состоянии что-либо ей противопоставить.
4
Водитель Штерна прибыл за рулем огромного черного «мерседеса». Выйдя из машины, он приветствовал Валентину легким кивком и с безучастным видом, не произнеся ни слова, открыл перед ней заднюю дверцу лимузина.
В излишне приталенном для его чрезмерно перекаченных грудных мышц костюме, он производил впечатление человека, абсолютно уверенного в себе и в своей способности производить на окружающих устрашающее впечатление. Полная противоположность Штерну. Если последний наводил на мысль об одном из стальных пауков Луизы Буржуа [6], гораздо более устойчивых, чем можно было предположить по их тонюсеньким длинным ножкам, то его водитель выглядел так, словно был вылеплен твердыми и крепкими руками Родена. Его массивное рельефное тело с трудом поместилось позади обтянутого кожей руля.
Валентина так и не успела вдоволь насладиться мягкими наклонными сиденьями и множеством прочих опций роскошного авто. Несмотря на размеры «мерседес» двигался в потоке машин легко и уверенно. Водитель за несколько секунд преодолел то расстояние, что отделяло их от Елисейских Полей, миновал сиявший свежеотреставрированными витражами Гран-Пале, после чего пересек Сену по мосту Александра III и повернул в направлении Латинского квартала.
Не прошло и десяти минут, как лимузин въехал во двор семейного особняка Штернов, располагавшегося по адресу: улица Сен-Пер, дом 12, на границе седьмого административного округа, и остановился у подножия монументальной лестницы, которая вела к главному строению комплекса.
Построенный в начале девятнадцатого века дом был окружен кирпичной стеной, достаточно высокой, чтобы защитить его обитателей от назойливых взглядов. При закрытых воротах с улицы можно было разглядеть лишь сероватый шифер крыш и на заднем плане
Вопрос заключался лишь в том, с какой именно целью возводилась эта крепость — для защиты сокровищ, накопленных тремя поколениями ценителей искусства, или же, напротив, ради возбуждения любопытства прохожих.
В конце концов, Штерны были торговцами. Загадка поддерживала миф, который, в свою очередь, способствовал продвижению торговли. Они стали богатыми потому, что умели отличить шедевр от обычной мазни, но в то же время и потому, что были наделены, все трое, врожденным чувством того, что тогда еще не называлось маркетингом. Их особняк был таким же двигателем торговли, как и интуиция Габриэля, неустрашимость Жакоба или острый глаз Элиаса.
Автоматические ворота закрылись без малейшего шума, разве что запор при срабатывании едва слышно клацнул. Пока Валентина пыталась выбраться из «мерседеса», водитель завладел ее сумочкой.
— Получите назад при выходе, — произнес он не подразумевавшим никаких возражений тоном.
С таким великаном Валентина не управилась бы, даже если бы пустила в ход ногти, зубы и находившиеся в неудобном положении колени, поэтому настаивать она не стала.
Штерн ждал ее на верхней лестничной площадке, столь же безупречно одетый, как и накануне, с той лишь разницей, что на сей раз на нем был сероватый костюм, более гармонировавший с оттенком кожи. Накануне Валентина даже не заметила, как сильно та походила на пергамент, который показывал ей Штерн. При естественном свете сходство поражало.
Торговец опирался на руку мужчины, комплекцией нисколько не отличавшегося от водителя. Почти двухметрового роста охранник был в слишком узком для рельефных — результат долгих часов, проведенных в тренажерном зале, — бицепсов пиджаке. Сохраняя каменное выражение лица, он внимательным взглядом прошелся по фигуре Валентины, словно под ее выпуклостями могло скрываться оружие. Убедившись, что молодая женщина не представляет никакой угрозы, телохранитель потерял к ней всяческий интерес.
Валентина вдруг ощутила некое странное чувство, смесь любопытства с клаустрофобией. Приглашенная человеком, которого все полагали мертвым, она находилась в месте, которое никто — или почти никто — не посещал уже многие годы. От одной лишь мысли об этом кружилась голова.
В своей попытке убедить ее поработать с ним Штерн сумел задеть самые чувствительные струны ее души. Чем больше она думала о сложившейся ситуации, тем вернее приходила к весьма неутешительному для себя заключению: Штерн просто-напросто навязал ей свою волю. Старомодные манеры и безобидный вид оказались лишь ширмой — старик был человеком волевым и решительным. Поднимаясь по лестнице, Валентина почти пожалела, что приняла его предложение.
Несмотря на охватившее ее чувство беспокойства она пожала протянутую руку с определенным волнением — все-таки эти скрюченные пальцы касались лучших шедевров мировой живописи. Чтобы составить собственное мнение о качестве того или иного произведения, Штерну обязательно нужно было установить с картиной физический контакт. Кем она написана — Пьеро делла Франческа, Фрэнсисом Бэконом или каким-то другим мастером, — ему было не столь важно. Штерн имел обыкновение оценивать талант на ощупь.