Парадоксы 1941 года. Соотношение сил и средств сторон в начале Великой Отечественной войны

Русаков Александр Павлович

Начнем с работы В. Гончарова, благо он выполнил ее на основе изучения мемуаров и архивных материалов. Этот автор, в частности, написал, что одним из первых танковых столкновений на Юго-Западном направлении был бой за город Радзехов, который произошел 23 июня. С немецкой стороны в нем участвовала 11-я танковая дивизия, поддержанная артиллерией и пикирующими бомбардировщиками, с советской – части из состава 10-й и 32-й танковых дивизий и 81-й мотострелковой дивизии. В ходе боя потери наших частей (по донесениям их командования) составили 37 танков, включая по меньшей мере 6 танков Т-34, а потери противника – примерно 38 танков и бронемашин и 31 противотанковое орудие. По немецким же данным, советские потери составили до 68 танков [20]. В результате, как продолжает В. Гончаров, остатки советских танков отошли, а 11-я танковая дивизия противника вышла к реке Стырь и беспрепятственно

ее форсировала [21]. После этого 24 июня севернее Луцка разгром, на этот раз полный, ждал нашу 19-ю танковую дивизию. 25 июня немцы взяли этот город [22]. В общем, наши танкисты, судя по их донесениям, как бы на равных сражались с танками врага, но почему-то в результате боев отходили.

Затем этот автор весьма продолжительно и довольно путано описывает, как во исполнение приказа о контрнаступлении одни наши мехкорпуса долго и упорно добирались до фронта, а другие в это время ходили, как говорится, кругами и зигзагами, пытаясь то выйти на врага, то уйти от него. При этом они теряли в пути технику из-за поломок и происшествий, сжигали горючее, расходовали и так уже порядком выработанный моторесурс [23]. В общем, действовали почти как по известной поговорке о том, что главное не война, а маневры. И они маневрировали, маневрировали, да невыманеврировали. В итоге одни танки сломались, другие застряли, третьи отстали, четвертые не встретились друг с другом и потому действовали разрозненно. Когда же наши танкисты вышли на врага, устали сами и загнали своих железных коней. И вроде бы немцев даже били, если, конечно, наши офицеры и генералы в своих донесениях и мемуарах не врут, но в итоге все равно отступили и почти все танки потеряли.

Да и вообще, почитаешь эти донесения и мемуары и опять-таки сталкиваешься с парадоксом: танков у немцев было якобы гораздо меньше, в боях они теряли их больше, а побеждали и продвигались вперед именно их танки. Так, может быть, все-таки всё было наоборот: и боеготовых танков у немцев было больше, по крайней мере мощных типов, и теряли в боях они их меньше? Во всяком случае, результаты первых сражений начавшейся войны свидетельствуют именно в пользу такого предположения. Не были же у них танки волшебными чудовищами, чудесным образом восстанавливающимися после каждого своего поражения целыми и невредимыми!

Зато в более поздних, июльских, донесениях армейское начальство стало, извините за выражение, врать уже в другую сторону: что все бесчисленные армады советских танков немцы уничтожили меньше чем за месяц боев – по полтысячи и больше танков в день. Непонятно как, где и в какие именно моменты, но уничтожили. То есть наши танки вроде бы вовсе и не враг уничтожил, а они, получается, как бы самоликвидировались.

А им вслед бездумно вторят историки и прочие сочинители. И эти послевоенные авторы отнюдь не обеспокоены вопросами о том, как именно произошел этот беспрецедентный танковый погром, в каких боях, на каких маршах и каким образом? Вот, к примеру, М. Мельтюхов привел данные о том, что к 10 июля 1941 года Красная армия потеряла 11 783 танка, ничуть в этом не усомнившись. Но ведь тогда получается, что она теряла по 654 танка в день! И это притом, что все вражеские войска, вместе взятые, за все эти дни потеряли вроде как всего лишь 350 танков! [24] Как говорят в таких случаях немцы: дас ист фантастиш! Извините, но когда сталкиваешься с подобными чудесами подсчетов потерь, трудно сдержать эмоции. Но еще больше после таких цифр подмывает непатриотично восхититься силой врага: вот ведь какие тогда были немецкие чудо-богатыри! Слава богу, что не на самом деле, а в стране невыученных уроков, то бишь искаженной истории.

И в самом деле, куда подевалась их богатырская сила уже осенью 1941 года, когда и сто советских танков в день одолеть им было уже невозможно по одной уже хотя бы причине их резкого сокращения к тому времени в Красной армии (на грани исчезновения как вида), подобные авторы не сообщают. Ведь тогда она имела на фронте менее полутора тысяч танков [25]. Однако, как ни странно, ее сопротивление захватчикам в это время лишь усилилось.

Если верить М. Мельтюхову и подобным ему авторам, то получается, что воевать против примерно одинаковых сил врага с полутора тысячами танков лучше, чем с 15 тысячами. Точнее говоря, когда РККА имела численный перевес в танках над вермахтом примерно в 3,5 раза, ей было тяжелее, чем когда она его не только полностью утратила, но и перевес в них перешел к противнику. Из этого логически возможны два основных вывода: либо авторы, которые пишут о многократном перевесе советских танковых сил в своей численности в начале войны, мягко

говоря, сильно грешат против истины, либо роль танков в той войне была незначительной. Автор этих строк гораздо больше склоняется к первому варианту, хотя, конечно, значение танков переоценивать, как это многие делают, тоже не стоит.

Читая высказывания верующих в большое численное преимущество Красной армии в танках над вермахтом, которое якобы было в начале войны, приходится только удивляться силе их чувства. Так, известный исследователь М. Барятинский и от этой веры не хочет отступать, заявляя, что с 22 июня по 9 июля 1941 года врагом было уничтожено 11 712 советских танков, и ежесуточные потери наших танков не решается представлять совсем уж невероятными, определяя их в более реалистичные 233 танка [26], однако напрочь при этом забывая об элементарных правилах арифметики. Ну а если верным все-таки является последнее число, то получается, что за 18 указанных суток советские войска потеряли 4194 танка. И, вероятно, с учетом танков, захваченных врагом практически без боя, а также вынужденно уничтоженных нашими воинами при отступлении или брошенных ими из-за поломок или отсутствия горючего на маршах, советские потери в этих боевых машинах в рассматриваемый период как раз и были примерно такими. А если больше, то ненамного. Ну а остальные «потери» – это, надо полагать, на самом деле небоеготовые к началу войны танки либо вовсе существовавшие лишь на бумаге.

Даже командующий немецкой группой армий «Центр» Ф. фон Бок, который вряд ли сумел полностью справиться с естественным желанием приукрасить свой полководческий триумф в сражении с войсками фронта Д. Павлова, и то записал в своем дневнике всего лишь о 2585 советских танков, захваченных и уничтоженных за указанный период времени подчиненными ему силами [27]. И это на самом неблагополучном для Красной армии фронте, потери на котором в начале войны составляли едва не половину всех наших потерь!

Весьма также интересно уточнить, а чем же гитлеровцы уничтожали наши танки? Нет, понятно, не шашками или штыками, но, как ни крути, а получается, что все теми же якобы малочисленными и слабыми немецкими танками и артиллерийскими орудиями, о которых нам пишут многочисленные историки-мифологизаторы.

Впрочем, чтобы понять многие важные причины этого разгрома, не нужно даже кропотливого анализа всех фактов и скрупулезного подсчета всех показателей. Достаточно хотя бы внимательно посмотреть на структуру наших танковых войск западных военных округов. Порядка 20 % их бронетехники составляли легкие пулеметные танки, малые танки и танкетки, еще больше (до 30 %) советской бронетехники фактически находилось не в боеготовом состоянии, а доля танков нового типа в них насчитывала всего лишь около 10 %. Кроме того, многие сотни танков, числившиеся в войсках ЗВО, на самом деле еще не были в строю или уже выбыли из него. У немцев же малых танков и танкеток не было вообще, доля легких пулеметных танков Т-I составляла около 8 %, практически все танки были не просто боеготовыми, а уже введены в действие. Что касается их танков и штурмовых орудий нового типа, то они составляли почти половину бронетехники войск вторжения. Но об этом подробнее поговорим дальше.

Ну да ладно, вернемся к работе В. Гончарова. Особое внимание он уделил крупнейшему танковому сражению на Волыни, которое состоялось в последние дни июня 1941 года (в районе Дубно, Луцка и Брод). Назвав его уникальным, он отметил, в частности, то, что это был «встречный бой танковых частей на широком фронте (до 50 км) без поддержки пехоты». «Танковые и моторизованные группы обеих сторон, – продолжал он, – вырывались вперед, образуя «слоеный пирог» и угрожая флангам друг друга» [28]. Правда, согласиться с ним в том, что пехота их не поддерживала, никак нельзя, но роль ее в этом сражении и в самом деле была невелика.

Если поверить официальным отчетам советского военного ведомства и послевоенным данным немецких генералов, то выходило, что советские войска имели в этом сражении огромное превосходство в числе танков – примерно 3-кратное. Согласно этим данным, с немецкой стороны в сражении участвовало пять танковых дивизий, имевших в наличии 700–800 танков (если не меньше), с советской – пять механизированных корпусов, имевших в наличии 2000–2500 танков, а по некоторым данным – свыше 2800. К примеру, известный исследователь А. Исаев подсчитал, что их соотношение в нем было следующим: 800 против 2800 [29]. Но несмотря на это, сражение, как известно, полностью выиграли немцы. Как же так получилось? Что, действительно главное – маневры? Либо же всё дело в том, что немецкие танкисты были исключительно отличниками, а наши – сплошь двоечниками?