Параджанов

Григорян Левон Рачикович

« Макашов. Дело попало ко мне после того, как побывало в руках нескольких следователей. Но тех больше интересовали „клубничные“ дела, а друзья Сергея с мировыми именами настаивали обеспечить квалифицированное расследование. В деле были факты об изнасиловании редактора телевидения, молодой девушки… Вынес решение о прекращении дела об изнасиловании за недоказанностью. Потерпевшая была до такой степени пьяна, что не могла рассказать, что произошло. Впоследствии она одумалась и утверждала, что изнасилования не было.

Боссарт.

Почему он проходил по особо важным делам, ведь преступления-то бытовые?

Макашов. Тут мнение прокурора… Независимо от характера преступления. Параджанов попал в орбиту всеобщего внимания. Его судьбой заинтересовалось ЮНЕСКО, о нем запрашивал Феллини, об объективности расследования и, не дай бог, о недопущении ошибки просили Шкловский, Сергей Герасимов… И прокурор республики решил, чтобы не было претензий, отдать его в наиболее внимательное следствие. Я ему вменил мужеложство и порнографию…

Боссарт. Вы смотрели его фильмы?

Макашов. Видел один.

Боссарт. Вы считаете, что художник такого уровня мог увлечься порнографией?

Макашов. Вы понимаете, порнографией увлекаются все независимо от уровня.

Боссарт. Как!

Макашов. Вот так. Если я оставлю на столе „вещдоки“ — нет таких, которые бы не посмотрели, что там такое…»

Здесь, как говорится, комментарии излишни… Такие перлы «внимательного следствия» нарочно не придумаешь. А сейчас забежим впереди послушаем другое свидетельство — блатных из зоны, с которыми сидел Параджанов.

Вспоминает Миргазим Хамидулин:

«Приходят ко мне пацаны винницкие и спрашивают: „Ты по Киеву знал такого — Параджанова?“ Еще его нет, а уже знают, что он прибудет. Из Будников…

В карьере он был. На второй день меня вызывает начальство — замполит. И говорит: „Приезжает Параджанов… Его к нам переводят оттого, что он хочет с собой что-то сделать. А числится он за Щербицким“. Стало быть, Щербицкий дал указание его посадить. Замполит говорит: „Не дай бог, что случится, с нас головы сорвут! Ты киевлянин, председатель (другими словами — „смотрящий“. — Л. Г.), вот и бери его под свое попечение“.

Приезжает… Очень такой убитый. Я говорю: „Сколько ж тебе дали?“ Он: „Пять лет“. Я: „Подумаешь, мне пятнадцать, а я вон веселый! Отсидишь!“…»

Как видим, «блатное» следствие точно установило, что Параджанов числился за Щербицким. Подобрать статью было уже делом техники. И опытный Макашов оправдал высокое партийное доверие.

Но давайте вернемся к беседе с ним Аллы Боссарт:

« Боссарт. Лагерь ускорил его смерть? Как по-вашему?

Макашов. Не могу связать. К тому же, думаю, он в лагере пользовался своим положением. Пользовался авторитетом. Он мог увлечь, добиться почитания. На зоне его жизнь значительно более отвечала требованиям сохранения здоровья, чем за пределами зоны. Он не пил спиртного.

Боссарт.

Он не пил вообще. И не курил. Короче, лагерь пошел Параджанову на пользу?

Макашов. Содержание в лагере нельзя увязать с его здоровьем. Можно подумать, что те, кто не сидит, не умирают. Хотя я не знаю, отчего он умер.

Боссарт. От рака…

Макашов. Не думаю, что рак у него начался в лагере. Я не медик. Но я встречал старых матерых преступников, которые совершали убийства мирных граждан, сидели десятки лет, а выглядят моложе меня. Как это?..»

Здесь также комментарии излишни.

А теперь послушаем Параджанова. В своих письмах из зоны он часто вспоминает Макашова.

«Следователь Макашов сказал: „Вам положен год, но я буду искать пять, потому что за пять лет мы вас уничтожим“».

«Грязь, которую вылили на меня, лишив профессии, авторитета, имени. Какие пять лет? Почему искали золото, оружие, разврат, порнографию? Все это надо пережить».

«Узнал новое, что дело, созданное на меня Макашовым, состояло из 3000 листов. Что, наверное, равно „Войне и миру“».

«Цель Макашова была одна — найти статью, сопровождавшуюся конфискацией имущества. Им нужно было выкорчевать меня из Киева. Что и произошло. Опыта воевать с волчьим глазом Макашова у меня не было. Я подписал дело и погорел…»

«Самое страшное в моем состоянии — что мне не верили в период следствия и на суде. Меня перебивали. Это метод моего обвинителя».

«Я не знаю своего обвинения. Оно выдумано. Арест мой и моя изоляция — дело неосмысленное, состряпанное наспех. У меня искали валюту, оружие, иконы, драгоценности, изнасилованных девиц…»

Таким образом, у следствия полная путаница — за что судить? Сначала хотят судить за мужеложство, затем, наоборот, за изнасилованных девиц, потом ищут оружие, золото… Все мимо… Наконец «находятся» «срамная» ручка и «развратные» карты.

Увы, эта явная несостоятельность следствия не помогла на суде. Наоборот, создала у всех обманчивое впечатление, что обвинение рассыпается и, «попугав», Параджанова отпустят на свободу.

Но послушаем репортаж из зала суда. Рассказывает Светлана:

«Шесть месяцев Сергей провел в Лукьяновской тюрьме. И, наконец, суд… Следователь (Макашов) ориентирует нас на срок один год. Один месяц, проведенный в тюрьме, засчитывается как за два. Из зала суда Параджанов должен выйти на свободу.

Сергей держится свободно: шутит, иронизирует, дерзит, иногда откровенно вызывая огонь на себя, усугубляя свое положение.

Процесс над Параджановым закрытый. Для оглашения приговора приглашают лишь несколько человек. Судья называет срок: „Пять лет в лагере строгого режима!“

Никто не ожидал такого. И в этот момент происходит что-то странно мистическое в природе. Небо за окном стремительно темнеет, превращая день в ночь, гремит гром, сверкает молния. В зале суда зажигают свет. Что это было? Знамение свыше…