Параллельно с кризисом
Шрифт:
Поляна та... и вроде не та. Столики стоят. Из ротанга. Стулья такие же. Открытая эстрада.
За самым близким к сцене столом сидит сам Семен Семенович. В белом-белом, костюме, белой рубашке, белом галстуке... На голове красуется белая шляпа с большими полями... Ноги обуты в белые, до блеска чищенные ботинки. Носки естественно - белые. Белый человек в белой одежде.
В его правой руке - большой коньячный бокал. Он постоянно делает им вращательные движения, омывая стенки бокала содержимым... Изредка подносит его к носу, несколько секунд впитывает запах и делает неспешные маленькие глотки; после чего,
Рядом стоит молодая, красивая, яркая блондинка, похожая на выросшую и раздавшуюся куклу Барби. На ней короткое, больше похожее на ночную сорочку, черное платьице ни сколько не скрывающее всех ее достоинств - ни длинных, стройных ног; ни выдающейся далеко вперед высокой груди; ни в меру отпяченой задницы. Вот она склоняется и вопросительно заглядывает в его глаза. Он лениво кивает... Официантка берет большую, пузатую бутылку с золотой этикеткой и наливает, в услужливо подставленный бокал, грамм сорок-пятьдесят темно-коричнево напитка... В это момент, изгиб ее тела принимает форму вопросительного знака. Юбка задирается почти до спины. Взорам любителей эротики предстают выдающиеся ягодицы не стесненные ни какими излишествами - типа нижнего белья. Старый нагло оценивает прелести и после того как в бокале, в нужном количестве, появилась живительная влага, хлопает по этому округлому совершенству и девица возвращается в первоначальное положение.
В это момент на сцене появляется иссиня-черный негр в иссиня-черном смокинге. На ломанном русском языке он представляет, стоящего около сцены с потертой гитарой - старого, седого, одетого в ярко-красный пиджак и синие, отутюженные брюки, своего соплеменника. Он долго перечисляет все регалии артиста и в конце своей речи, сделав жест в его сторону, выкрикивает имя: Джошуа Кинг!
Около него уже ждет кукла Барби. Она берет представленного под локоть и услужливо провожает к стоящему в середине эстрады высокому стулу. Старик садиться. Как бы извиняясь, начинает перебирать струны своей старой гитары. Блюз, негритянский блюз, самый настоящий негритянский блюз заполняет пространство русской поляны. Сыграв несколько тактов, исполнитель, хрипло-скрипуче, утробно-горловым голосом вторит в унисон струнам...
Все вокруг начинает стремительно изменяться - тают березки, дубы, трава... Под ногами появляется желто-бежевый песок, а даль заполняют воды широкой, быстро текущей реки...
И становиться понятно, что ты на берегах Миссисипи. Где же еще слушать самый настоящий, самый американский, самый негритянский блюз...
Старый закрыл глаза. Все его тело сдалось звукам - он ритмично кивает головой, отбивает в такт каблуком белого ботинка, дирижирует большим пальцем левой руки... Даже уши, под широкими полями, двигаются вперед-назад...
И только правая рука, с большим бокалом, неподвижна. Зеркало жидкости неподвижно... Она, в данный момент, проиграла схватку за внимание человека. Победила музыка.
Вдруг, на самой высокой ноте, звук рвется... Вспышка темноты... И уже нет ни реки, ни песка, ни старого, седого негра с гитарой. Те же березы, дубы, трава...
Сцены нет. Ее место заняли повозки, лошади... Цыганский табор. Женщины колдуют у костров, мужчины кормят лошадей, сидят
Вот кто-то заметил сидящего за столиком Семен Семеновича. Радостный крик заставляет всех прервать свои обыденные занятия и вскоре большая группа, вооружившись гитарами, скрипками и бубнами направляется в его сторону... Впереди старая цыганка с подносом. На нем запотевший граненый стакан, наполненный до краев прозрачной жидкостью. Они поют заздравную песню о приехавшем долгожданном госте...
Семен Семенович встает в полный рост, в приветствии раскинув руки... Приплясывает. С кем-то обнимается, с кем-то целуется, кого-то ласково трепет по волосам... Видно его здесь хорошо знают и любят.
Он снимает с руки золотые часы и кладет на поднос. Берет стакан и выпивает, под дружные возгласы: "Пей до дна, пей до дна...". Ненужный сосуд летит на землю и разлетается на множество осколков...
Взяв под руки двух молодых цыганок, игриво перебирая ногами, удаляется, в окружении толпы, к горящим кострам...
Столики и стулья, ставшие лишними в окружающем пространстве, начинают таять... Кукла Барби медленно оплывает, превращаясь в лужу бесформенной пластмассы... Вот и ее остатки начинают бледнеть... Все больше, больше... Оставшаяся лужа парит и исчезает... Все быстрее, быстрее... И вот уж ни чего не осталось от импровизированного открытого кафе... Только табор цыган шумит, гогочет, веселится...
Остался русский лес, русская поляна и русские цыгане... И русский барин - Семен Семенович.
Мне становиться грустно. Я понимаю, что мои мечты и желания мелки и не интересны... Что тот, кого я считал обычным и серым, живет более насыщенной и красивой реальностью, чем я, хотя бы в своих снах.
Опустив голову, я удаляюсь...
Зависть к чужим грезам, заставляет задуматься о моих стремлениях... Что бы я делал на месте Семена Семеновича? Если бы все это было со мной и не во сне, а в реальной жизни? Пил бы маленькими глотками благородный напиток или хапанул его залпом? Шлепнул бы по заднице возбуждающую красотку или быстро изнасиловал не сняв ботинок? Стал бы частью блюза? Ушел бы с цыганами в табор?
Я понимаю, что только бы все опошлил самым постыдным образом - залпом хряпнул коньяк, завалил на стол красотку, не дослушал старика-блюзмена и выпив стакан водки - упал на траву и захрапел мертвецки пьяным сном...
Отчего? От того, что пью не дорогие и благородные напитки, а обычную водку? От того, что не могу воспринимать искусство американских негров? Женщин воспринимаю только как способ удовлетворения своих естественных надобностей? А цыгане для меня только попрошайки и бездельники?
Конечно коньяки я не пью... Но в остальном... Джаз же уважаю. Конечно не до одурения, не исступленно... Классику люблю. И женщин... Только хочется всех попробовать... От недостатка опыта?
Да и к цыганам отношусь... К цыганам безразлично. Что делать, я не люблю: лошадей, повозки, старых черных женщин и вороватых мужичков... Это не мое.
Просто Семен Семенович старый. Жил во времена цыган, коньяка и блюза... В доброе старое время... Во времена советских фильмов о жизни дворян ушедшей эпохи... На ресторанах в которых из выпивки только коньяк. На подпольных записях, как ипостаси личной свободы...