Паразиты
Шрифт:
— Качки. Любители культуризма. Тот, что Серый, даже какое-то время в мужском стриптизе подвизался в одном ночном клубе. Бабы, говорят, пачками под него ложились, штабелями… Да только Серому они до фени. Он предпочитает мужиков. Педик, одним словом. У него с Седым большая любовь…
— Что, и такие теперь есть клубы? — удивился Кирпич. — Я еще могу понять женский стриптиз, но мужской…
— Чего только теперь нет, — ухмыльнулся Грека. — А ты, Кирпич, как я погляжу, совсем от жизни отстал. Давно из «дому»?
— Не очень… —
— Оно и видно. На воле, чтобы ты знал, сейчас в силе «голубизна» и разные там сексуальные меньшинства. Они перестраивают жизнь на свой вкус, по своему образу и подобию. Настоящих мужиков теперь только среди братвы и сыщешь…
— Хорошо, что ты мне про это сказал. Как часто говаривал один мой кореш по кличке Карла: «Предупрежден, значит, вооружен». Мы все эту «голубизну» живо повыведем. Дай только в силу войти. А что касаемо лаборатории, то ее, я полагаю, мы возьмем без труда. Ты вот что, бери блокнот в «бардачке», ручку и попробуй изобразить примерный чертеж этих помещений. Сможешь?
— Без проблем! — кивнул Грека, доставая блокнот с витиеватой красочной надписью на плотной обложке «850 лет Москве» и шариковую ручку с красной пастой.
— Тогда твори, маэстро ты наш фиговый! — ухмыляясь, приказал главарь.
Грека, высунув язык от усердия, кое-как изобразил небольшой круг, а рядом с ним три треугольника.
— Это что? — поинтересовался Кирпич, показывая на круг.
— Это главный цех, — пояснил Грека. — А треугольники — это бывшие складские помещения. «Химики» устроили свой конвейер по расфасовке наркотиков в треугольнике, что изображен справа от круга. Там же и их «лаборантская», куда они никого не допускают.
— Отменно! Стало быть, мы и нацелим наш удар на эту самую «лаборантскую»… Теперь скажи еще вот что: сколько всего работников может сейчас здесь быть и как строится их рабочий день?
— Работают здесь в основном по ночам. Часам к десяти вечера сюда приходит автобус из Москвы с наемной рабочей силой. В основном это бабешки, желающие улучшить свое материальное положение. Их нанимают по объявлениям, которые бросают в почтовые ящики. В них так и написано: «Тем, кто хочет заработать и этим поправить свое материальное положение, обращайтесь по телефону номер…» и так далее. Ну вот, а в конце рабочего дня тот же автобус увозит баб обратно в Москву. По дороге один из «химиков» с ними расплачивается наличными. Все довольны!
— Очень хорошо. Сейчас на моих электронных восемнадцать тридцать. Скоро совсем стемнеет. Это нам на руку. Если мы начнем нашу операцию, скажем, в девятнадцать ноль-ноль, то у нас до прихода автобуса будет целых три часа. Превосходно! Успеваем… — радостно потер руки Кирпич, но тут же снова забеспокоился: — Позволь!.. Ты говоришь, что «химики» приезжают сюда вместе с рабочей силой?
— Совсем нет! — отрицательно покачал головой Грека. — Это утром один из них уезжает. А второй сидит тут. Но потом и
— Что, живут они здесь, что ли? — подивился Кирпич.
— Можно сказать, что живут. За этот год, что я тут проработал охранником, никто из «химиков» больше чем на сутки не отлучался.
— Крепко их Браслет держит в узде! — с каким-то даже уважением произнес Кирпич. — Лады. Мне все понятно. Поехали за ребятами, а то уже темнеть начинает.
Когда «Нива» вновь затормозила у станции Икша, ее дожидались на обочине дороги только трое. Это Кирпич сразу заприметил.
— Где этот недоносок Сифон? — нервно спросил он у Обреза, вылезая из кабины.
— Медвежья болезнь, — ответил тот, глумливо усмехаясь.
— Как это? — не понял Кирпич. — Нам на дело надо спешить, а тут Сифон со своими болезнями…
— А что я могу сделать? — пожал крутыми плечами Обрез. — Он так жалостливо залопотал: «Моя в уборную хочет! Моя живот болит!» Я его и отпустил до ветру. Так он оттуда все еще не вылазит.
— Может, шнурок проглотил? — предположил Прыщавый, притопывая ногами от мороза.
— Я этого поносника сейчас вылечу! — пообещал Кирпич. — Показывай, Обрез, где тут у них сортир?
— Вон там, за станцией! — показал Обрез.
— Пошли со мной!
Но ни в мужской уборной, ни рядом с ней Сифона не оказалось.
— Может, этот дурак в женской сидит? — испуганно спросил Обрез, до которого начало доходить, что Кирпич ему не простит, если Сифон смоется. — Может, этот дурак все перепутал?..
— Сбежал твой кадр, вот что! — колюче глядя в глаза Обрезу, произнес Кирпич. — Испугался серьезного дела.
— Ты думаешь, он нас ментам сдаст? — с дрожью в голосе спросил Обрез.
— Не знаю… Вряд ли! Эта гнида, по-моему, ментов больше нас боится. Он настолько обтрухался, что теперь бегом бежать будет до самой своей Якутии, не оглядываясь…
— Попался бы он мне только! — злобно прорычал Обрез. — Я б с него с живого шкуру содрал!
— Размечтался! Раньше надо было соображать, кого в напарники берешь…
— Я же… — начал было оправдываться Обрез, но Кирпич и слушать его не стал.
— Потом разберемся! Поехали! Нас дело ждет.
К лаборатории Браслета «Нива» с Кирпичом и его дружками, настроенными весьма агрессивно, подкатила, когда на улице уже совсем стемнело.
— Тем лучше, — порадовался Кирпич. — Подберемся к этому «курятнику» незаметно, как лисицы, вышедшие на охоту. Вперед, ребятки! И не забудьте снять с предохранителей ваши пушки-игрушки…
Оставив машину метрах в ста от бывшего завода «Сельхозтехника», боевики, стараясь не шуметь, двинулись вслед за Грекой. Кирпич шел последним, осторожно ступая по тропинке, протоптанной четырьмя своими подельниками. Вместе с тем он внимательно прислушивался к тому, что происходило вокруг, но ничего подозрительного не услышал.