Пари для простаков
Шрифт:
Он склонился над столом и спросил, не скрывая раздражения:
— А теперь скажите мне, Хеллиер, кто виноват в смерти вашей дочери?
Лицо Хеллиера исказилось от боли, и Уоррен, откинувшись на спинку кресла, смотрел на него вроде бы даже с сочувствием. Ему было стыдно за себя, за то, что он так поддался эмоциям вопреки профессиональному кодексу. Он увидел, как Хеллиер вытаскивает платок, встал и, подойдя к шкафчику, достал какой-то пузырек. Высыпав из него на ладонь две пилюли, он вернулся к столу и сказал:
— Примите это, вам станет легче.
Не сопротивляясь,
— Элен — моя жена — мать Джун — моя бывшая жена — мы, знаете ли, развелись. Я с ней развелся — Джун тогда было пятнадцать. Элен была совершенно невыносима. Она мне изменяла — и я не выдержал. Надоело выглядеть дураком. Джун осталась со мной, она сама так захотела. А Элен она была не нужна. — Он судорожно перевел дыхание. — Джун, конечно, ходила в школу. А я был поглощен работой. Дела мои пошли в гору и поглотили меня целиком. У меня не оставалось ни минуты. Мне приходилось много ездить. — Он словно погружался в прошлое. — Я не представлял тогда…
— Я понимаю, — мягко заметил Уоррен.
Хеллиер взглянул на него.
— Сомневаюсь, доктор. — Он заморгал, не выдержав пристального взора Уоррена, и опустил голову. — А может, и понимаете. Вероятно, вы часто сталкиваетесь с подобными ситуациями…
Уоррен миролюбиво сказал:
— С молодым поколением всегда трудно найти общий язык. Даже когда они еще под стол пешком ходят. По-видимому, у них свой склад мышления, свои идеалы.
Хеллиер вздохнул.
— Но я должен был хотя бы попытаться. — Он крепко сцепил пальцы рук. — Люди моего круга считают, что безотцовщина, юношеская преступность — удел неимущих классов. Господи!
Уоррен потеплел:
— Я вам дам что-нибудь, чтобы вы хорошо спали ночью.
Хеллиер сделал отрицательный жест рукой.
— Нет, спасибо, доктор. Я приму что-нибудь покрепче. — Он поднял голову. — Скажите мне, когда это началось? Как она?.. Как она могла?..
Уоррен пожал плечами.
— Она мне об этом особенно не рассказывала. Думаю, что ее случай был достаточно типичен. Для начала — марихуана, ради бравады или забавы; потом более сильные наркотики и наконец героин и сильнодействующий амфетамин. Обычно все начинается с какой-нибудь сомнительной компании.
Хеллиер кивнул.
— Вот оно — отсутствие родительского контроля, — с горечью сказал он. — Где они достают эту дрянь?
— Трудно сказать. Преступники грабят склады медикаментов и затем сбывают товар по своим каналам. И есть, конечно, контрабанда. В Англии государство контролирует сбыт наркотиков, и те, кто зарегистрированы как наркоманы, получают героин по рецептам. Иное дело в Штатах. Там торговля наркотиками полностью запрещена, и поэтому существует громадный черный рынок с колоссальными доходами и налаженной системой добычи и сбыта наркотиков. Одним словом, наркобизнес.
— И что же, неужели полиция бессильна?
Уоррен сказал иронически:
— Полагаю, инспектор Стифенс вам уже все рассказал обо мне.
— Он составил о вас превратное представление, — пробормотал Хеллиер, беспокойно ерзая.
— Не страшно. Я уже привык к этому. Полиция и общественное
Уоррен наблюдал за Хеллиером, который стал заметно спокойнее, и решил, что это произошло скорее благодаря их академической беседе, нежели успокоительному лекарству. Он продолжал:
— Наркоманы — больные люди, и полиция не должна преследовать их. Мы, врачи, позаботимся о них, а уж ее дело — перекрыть подпольные источники наркотиков.
— А они занимаются этим?
— Не все так просто. Торговля наркотиками имеет международный размах. Все законспирировано. — Он улыбнулся. — Наркоманы боятся полиции как огня, из них много не выудишь. К тому же для врачей они крепкие орешки, ии большинство предпочитает с ними не связываться, — я же их понимаю, и мне они доверяются. Вполне возможно, что я располагаю более солидной информацией, чем официальные полицейские органы.
— Почему же вы не поделитесь с полицией? — спросил Хеллиер.
Голос Уоррена вдруг стал жестким:
— Если кто-нибудь из моих пациентов узнает, что я злоупотребляю их доверием и выбалтываю их тайны полиции, я потеряю их всех. Доверие между врачом и пациентом должно быть абсолютным, особенно, когда речь идет о наркоманах. Иначе они не обратятся к врачу, и их невозможно будет лечить. Они станут жертвой подпольного наркобизнеса и будут добывать нечистый героин либо в каких-нибудь притонах по бешеной цене, либо у моих коллег, потерявших совесть, которые их лечить не собираются. Есть и такие среди медиков, о чем инспектор Стифенс, вероятно, не преминул вам сообщить.
Хеллиер как-то сгорбился и сидел, задумчиво уткнувшись в стол.
— Но ведь надо же что-то делать? Неужели вы ничего не можете предпринять? — спросил он.
— Я? — воскликнул Уоррен с удивлением. — Что я могу предпринять? Наркотики добывают за пределами Англии, на Ближнем Востоке. Я не искатель приключений из какого-нибудь романа, Хеллиер. Я — врач, работаю с пациентами и еле-еле свожу концы с концами. Я не сумасшедший и не авантюрист, чтобы ни с того ни с сего взять и вылететь в Иран.
— Если бы вы оказались настолько сумасшедшим, вы могли бы растерять своих пациентов, — сказал Хеллиер басом и встал. — Простите, что вначале я был с вами резок, доктор Уоррен. Благодаря вам я многое узнал. Конечно, я очень виноват. Но ведь и вы не без греха. Вы знаете, как сокрушить наркоманию, но сами ничего не предпринимаете. Разве это порядочно? — Он двинулся к двери. — Не трудитесь меня провожать. Я найду дорогу.
Уоррена словно застали врасплох, он встревоженно вскочил со своего места, когда дверь за Хеллиером закрылась, и прошел по кабинету. Медленно вернулся к своему креслу и сел. Зажег сигарету и погрузился в глубокое раздумье. Затем он яростно помотал головой, словно пытался отогнать назойливую муху. «Возмутительно! — прошептал он. — Просто возмутительно!»