Пари на красавицу
Шрифт:
Вернее здоровенный клок волос, который я вытащила из слива. Зрелище малоприятное.
— И что ЭТО делало в моей спальне?!
— Так волосы твои? Твои. Вот я и вернула тебе твоё добро.
— Ты дура, да?
Надо же, опередила. У меня ведь к ней точно такой же вопрос. Ну ладно, не стану повторяться.
— А сколько раз тебе говорить, курица ты лысеющая, чтоб ты за собой убирала? Почему я должна это делать?! Как помыться не надумаю, вода стоит намертво. Все трубы забиваешь своим добром. Вот радость копаться в этом дерьме.
Лерку
Мне под ноги летит и вантуз, и малоприятное волосатое перекати-поле.
— Дибилка! И сделай тише! Голова болит от твоей тупой музыки! — бросают мне напоследок и ушлёпывают обратно к себе, истерично хлопая на прощание. Когда-нибудь от таких психов начнёт осыпаться краска со стен. Или порвётся натяжной потолок.
— Голова может болеть только если она не пустая. Так что кто-то явно утрирует, — брезгливо приподнимаю похожий на пучье логово клок и как ни в чём не бывало наматываю его на дверную ручку сестры. Чувствую, на ближайшие несколько дней эта гадость будет кочевать туда-сюда, потому что я её выкидывать не пойду из принципа. Лера, полагаю, тоже.
Возвращаюсь к себе, отгорождаюсь на всякий случай замком и, закинув вантуз через плечо как боевое оружие, рывком распахиваю зеркальную створку шкафа. Зубы непроизвольно трутся друг об дружку, создавая неприятный скрежет. А всё потому что эта бестолочь стоит с моим лифчиком в вытянутых руках. И довольный такой. Откопал заветный ящичек.
— А почему без кружевов? — коварно играет бровями он. — И почему всё такое мрачное? Где розовые бантики? Где буйство красок? Хотя труселя с Микки-Маусом мне понравились, да.
— Задушить бы тебя ими, — громко выдыхаю через ноздри, мысленно считая до трёх, закатываю глаза и оставляю его дальше развлекаться с моими шмотками. Ну его. Пусть хоть на себя надевает. Надоел.
— И всё? Нечестно. Нет, я так не играю, — Воронцов явно разочарован. Походу рассчитывал на другую реакцию. Ему типа по приколу, когда я бешусь и подзатыльники отвешиваю? Мазохист больной.
Игнорирую его присутствие, зависнув в ноутбуке. Тот лежал раскрытый на столе, окружённый подсоединенными к нему микшерскими пультами, и высвечивал музыкальную дорожку, пущенную на повтор через специальный редактор. Лера просила сделать потише? На тебе погромче, дорогая. Всё для тебя, сестрёнка.
Слышу, как Глеб ковыряется в моей одежде.
— Свитер, футболки, джинсы. Футболки, футболки, опять футболки… у тебя хоть одно платье есть?
— Есть, — не оборачиваюсь. Иначе не сдержусь и запущу в него вантузом.
— Где?
— Зелёное. С белой полосой на боку.
— Так оно тоже какое-то спортивное.
— А тебе какое надо? Латексное мини?
— О… я бы на тебя в таком взглянул. Но нет. Ладно, пойдёт и такое, — слышу, как гремят вешалки. — Его и наденешь завтра.
— Не расскажешь, куда это я намылилась?
— На
Пальцы зависают над клавиатурой. А вот это что-то новенькое. Как тут не обернуться?
— Нет.
— Что нет?
— Ни на какую вечеринку я не пойду.
— Ты даже не знаешь, о чём идёт речь.
— Да всё равно. Ответ отрицательный.
— Увы. В данном случае ты ничего не решаешь.
— С какого перепугу?
— Потому что туда идёт Лера. И, соответственно, я.
— Логику улавливаю пока лишь частично.
— Ты обещала помочь, помнишь?
— Держать брыкающееся тело, пока будешь его связывать и засовывать в багажник?
— Боюсь мой багажник для этого не годится.
— Тогда каким боком в твою свиданку затесалась я?
— Как раз для того, чтобы дело дошло до свиданки. Подстрахуешь. Советик где дашь.
— Советик?
— Советик, советик. А это у нас что такое? Тяжёленькое, — Воронцов откапывает рюкзак с нижнего яруса. Вот теперь подрываюсь с места, но отобрать его не успеваю. Меня удерживают на расстоянии, попутно разглядывая многочисленные баллоны с краской. — Ух ты, — одним из флакончиков, использованным на половину, хорошенько потрясли, от чего внутри застучал об металлические стенки шарик. — Так ты у нас ещё и вандалка?
— Положи на место!
— Рисуешь на заборах?
— Рисуют на заборах маляры. Положи.
— Каждый день открываю в тебе что-то новое. То танцы, теперь вот, оказывается, ты у нас граффити занимаешься.
— Я хоть чем-то занимаюсь! В отличие от тебя. Конечно, нафига запариваться богатеньким сынкам, когда всё даётся на блюдечке.
Баллончик бросили обратно в рюкзак одновременно с тем, как выпустили меня.
— Ты так уверена? — Глеб смотрит на меня с… раздражением. Становится прям не по себе. — Думаешь, всё про меня знаешь?
Конечно, нет. На самом деле я ничего о нём не знаю. Ничего конкретного в смысле. И никогда не хотела знать. До сегодня точно…
— Ну… — теперь мне неловко. — Несложно догадаться.
— А ты не строй догадки. Будь умнее и основывайся лишь на фактах. Которых, сдаётся мне, у тебя не так уж и много.
Уел. Прям раскатал по бутерброду тонким слоем масла. И сверху петрушку положил. Для красоты.
— Ты прав. Прости, — последнее слово далось нелегко, но извиниться нужно.
— Прощаю. Если пойдешь завтра со мной.
— Нет. Не пойду.
— Пойдешь. Мы с тобой в одной связке. Так что отвертеться не получится.
Он снова прав, но всё равно…
— Нет.
Знаю я эти вечеринки, на которые ходит Лера. Притон оборзевших зажравшихся мажоров, которые считают, что для них не существует правил. Я такие места обхожу всеми возможными способами.
Глеб резко наступает, в пару шагов сокращая между нами расстояние. Непроизвольно пячусь назад и натыкаюсь спиной на собственное зеркальное отражение. Приехали. Дальше некуда.