Пари. Книга 2. На интерес
Шрифт:
Ксюша восседала, перекинув ногу на ногу, за столом на кухне и играла роль стороннего наблюдателя. В красном платье с запахом в восточном стиле, красным же маникюром, идеально прямым золотистым каре она один в один походила на гейшу-янки времён Первой мировой. Помогала точно так же, исключительно «размахивая веерами».
– Здесь не курят – вся лестничная клетка в вашем распоряжении, гражданочка! Может, пристроишься где-нибудь, если не у плиты, то хотя бы на заготовки – огурцы постругаешь? – кидаю ехидный взгляд на Ксю с полнейшим осознанием беспоследственности уколов – как с гуся вода.
–
Звонок! А у меня руки грязные:
– Дашуль, откроешь?
Душицкая метнулась к домофону.
Да, физическая форма – великое дело! Молниеносная у неё реакция – набегали летом.
Голос Дарьи из коридора еле слышу, но сдаётся мне, зовёт. Интересно, кто там?
– Привет! – долговязая Катька смешно краснеет поверх веснушек.
Толпимся на крохотном пятачке: я с руками, поднятыми, согнутыми в локтях, точно хирург во время операции, Ксюшенция с незажжённой сигаретой в зубах и Дуся в недоумении.
– Это к нам. Девочки, Катя! Катя, девочки. Катя девушка Михея, клавишника группы Дена – и бывшей группы мудака.
– Я салат принесла, – протянула матерчатую сумку рыжеволосая, уже в край бордовая.
Вдруг у неё тоже нет подруг? Видела Катерину только с Михой. Всегда. А почему тоже? У меня-то есть. Теперь и у неё, может, будут. Никто не заслуживает одиночества. Я-то знаю.
– Грибной?
Улыбаюсь со всей приветливостью, которую способно изображать лицо.
– Ты же сказала «без грибов»? Или я что-то не так поняла?
Нехорошо издеваться над скромностью и кроткостью, Аля, срочно прячь сучность. Желательно поглубже и в задницу.
– Сарказм! У Ксю научилась! – смотрю на Левину, высовываю язык. Ксю затянулась, выпустила плотный клуб дыма, подняла бровь и показала средний палец из-за Катиной спины.
– Приятно познакомиться, проходи! Неизвестно когда, но в обозримом будущем притопает Маруся, и начнём «продуктивно» ждать, – схлопнула неловкий момент Дарья.
Только разошлись, как на лестнице послышались шаги, а затем крик Тощей Мари:
– Чую левинский дух! Снизу сигаретами пасёт! – рысью поднимается, небось налегке. Угадала! Зато с бутылками. Кто бы сомневался, опять же.
– Машка, это что? – задаю максимально тупой вопрос, знаю же, что именно она пьёт.
– Хорошее настроение в виде вариаций на тему ликёров в количестве трёх штук и кубинского рома. Кола есть? – беззастенчиво перечислила стройная, высокая русая барышня с неприлично густыми волосами. В обтягивающих джинсах, пуховике нараспашку, красном свитере, и никакой шапки (естессно).
– Куда ж без неё! А остальное абсолютно лишнее. Никто не пьёт. Всё? Расшаркались?! Давайте наконец «выйдем из судорога» и рассосёмся хоть куда-нибудь?
Набились и топчут тут. Убирать не буду. Это не моё.
– Я пью! Левина сто пудов составит компанию. Спорим, парни не откажутся? – резонно заметила Маруся.
– Они по вискарю. – Интересно, Бек будет алкоголь? Ни
Судя по всему, сидя никто здесь не поместится. Белый кухонный советский раскладной стол пришлось ценой немалых усилий перетащить сквозь узкий дверной проём в гостиную и пристроить вплотную к чехословацкой стенке, в аккурат напротив дивана.
Левина не обманула, накрыла филигранно. Какие-то ветки отщипнула от фикуса Кузьмы, раскидала между блюдами, мисками и остальной посудой так, что выглядит вполне себе элегантно. Хочу видеть реакцию Дена на это – обкорнали любимого питомца. Чипсы, орехи, солёные крендельки пришлось расставлять в ряд на подоконник.
Готово! Ждём-с!
В то время как переставшая стесняться девушка Михея что-то увлечённо рассказывала Дарье, а Левина свалила на очередной перекур, мы с Марусей закрылись переодевать меня в миллиметровой «бабушкиной спальне», переделанной под рабочий кабинет Дениса.
– Люша! Ты прям образцовая «жена» получишься: Kinder, Kuche, Kirche (киндер, кюхе, кирхе) [2] …
– Для детей рано (мы предохраняемся, если ты об этом), готовка меня успокаивает, а с церковью совсем мимо – жидомасоны не про «попов с паноптикумом». Тебе ли не знать, Фельдман ты моя?!
Обнимаю Машку, даром что голая, в одном лифчике, стою посреди комнаты.
– Ладно, разжую для понятливых – не рановато ли бытовуха затянула? Вы в принципе куда-то ходите, кроме учёбы, базы, спортзалов бесконечных и дома? Ку-ку! Тебе скоро семнадцать, а не тридцать семь!
2
Дети, кухня, церковь (нем.).
Наезжает опять! Заботушка моя!
– Сейчас на курсы начну ездить. Времени нет ни на что, потрахаться бы успеть…
Машка не дала мне договорить. Отстранилась. Глаза выпучила. Смотрит испуганно.
– Откуда? Что за хрень?!
Твою ж мать, в этой бесконечной авральной готовке-распаковке забыла про… про «последствия». Чёрт меня дёрнул звать Мари постоять, пока переодеваюсь. «Едет крыша не спеша…»
– Ты о чём?
Вдруг «на дурочку» прокатит?
– Я о «жёлто-сине-багровом нечто» по всему телу! Спину видела свою? Хочешь, зеркало дам? А шея? Кто? Зачем? Неужели мать снова? После того случая со сломанным ребром, когда она тебя об угол кровати швырнула в седьмом классе, вроде охолонула?! Расскажи отцу! Сколько раз тебя просила! А ты молчишь! Типа «бессмысленно»… – обнимает меня.
Не хочу спихивать на маму. Мама не понимала, что творит, тогда и потом… так извинялась, плакала. Больше пальцем не тронула. Бешено орала, обзывалась, не разговаривала… вещами швырялась, да! Но в стену и гораздо реже.
– Машуль, это… другое…
Надеваю кашемировое платье, вытаскиваю волосы. Беру завязку, делаю хвост, вставляю серьги-кольца.
– Ну как? Денис подарил!
– Офигеть! Красиво! Но если ты думаешь, что меня так легко переключить на дорогущую шмотку и щедрость бойфренда, не на ту напала! Кто тебя отдубасил? Если не расскажешь, я добавлю! Богом клянусь! Долбану!