Пари
Шрифт:
Быстро нахожу в поисковике номер первой же попавшейся ветеринарной клиники. На том конце отвечает занудный женский голос и сразу, до того, как я успеваю открыть рот и сказать хотя бы слово, заученным тоном диктует график работы. Я пытаюсь объяснить, что мне нужна просто консультация, в ответ на что она моментально взрывается возмущенным визгом о том, что всем только консультация, всем только спросить, а время… Я заканчиваю разговор, справедливо рассудив, что тут мне точно не помогут. Набираю следующий, но там вообще никто не отвечает. «Третий номер» неожиданно даже выслушивает
— Да что не так с этим миром?! — ору в темный экран, потому что еще два номера тоже тупо не отвечают. — Мне просто нужно спасти одного бармалея, что в этом сложного?!
Начинаю перебирать по памяти, у кого из моих знакомых есть животные. Нахожу в телефонной книге пару номеров, звоню, но после короткого разговора оба озвучивают частные клиники для животных, в одной из которых консультация стоит столько, что эта цифра кажется просто баснословной. Хотя раньше я бы просто заплатила ее, даже не подсчитывая, сколько там останется на карте. А про вторую моя знакомая Маша, косметолог «селебрити» мягко намекает, что они точно не станут возиться с бездомным котом, чтобы не смущать своих постоянных клиентов.
Остается последняя надежда — номер Кати. Понятия не имею, есть ли у нее домашние животные, но каждый раз, когда мы переписывались, я выносила из нашего разговора что-то полезное. Нахожу наш чат в мессенджере и коротко описываю проблему.
А пока жду ответа (время уже почти семь вечера, возможно, она вообще сегодня уже не ответит!), набираюсь смелости, вооружаюсь полотенцем и потихоньку открываю балконную дверь.
— Только попробуй на меня лапу поднять! — На всякий случай говорю убедительно и смело. — Так и останешься тут лежать в гордом одиночестве, понятно?
Черное меховое пятно даже не подает признаков жизни. Нахожу взглядом какой-то старый стертый почти до кочерыжки веник и осторожно тыкаю ним бармалея. Кот еле заметно шевелится, издает странный, похожий на урчание звук и снова замирает. А когда снова его тормошу еле-еле, но все-таки приподнимает голову и даже разворачивается немного на бок.
Господи боже.
Вся его морда исцарапана, один глаз заплыл так сильно, что я вообще не уверена, есть ли он там вообще. На груди видно два больших засохших пятна крови. Он так тяжело дышит, что язык вываливается наружу, но на мои попытки приблизиться, продолжает шипеть, хоть уже и не так воинственно. Наверное, потому что у него даже сил на это нет.
Бегу на кухню за водой, возвращаюсь и потихоньку, стараясь не делать резких движений, наполняю его миску. Кот на нее даже не смотрит, но зато очень пристально (насколько это возможно в его состоянии), следит за мной.
— Пей, дурачина! — ругаюсь от отчаяния. Я даже представить не могла, что дела настолько плохо. Задними лапами он вообще не шевелит и не предпринимает попыток подняться. — Слушай, я собираюсь тебя трогать, но попить надо. Когда пьешь — сразу легче.
А про себя добавляю, что так, по крайней мере, показывают ролики в разных развлекательных социальных сетях.
Но он все равно не пьет.
—
Бармалей на секунду ловит мой взгляд и я вдруг понимаю, как ему в действительности на самом деле плохо. Да раньше он не то, что вот так не давал мне приблизиться — просто даже одним своим видом нагонял страху. А сейчас даже нашипеть на меня толком не может.
— Ты сам меня вынудил, имей ввиду.
Мысленно желаю себе удачи, прошу Вселенную вложить хоть каплю ума в эту ушастую черную голову и, подкравшись на корточках, накидываю на него полотенце. Вопреки худшим моим прогнозам, не бросается сразу в бой, но слабо пытается шевелиться. Зажмуриваюсь, протягиваю руки и быстро хватаю его через полотенце. Не открываю глаз, наощупь кое-как заворачиваю. А когда рискую посмотреть, то в целом все выглядит очень даже неплохо — Бармалей завернут в полотенце как в кокон. В таком положении его можно попытаться напоить. Вопрос, как? Не с ложечки же.
Стараясь держать его покрепче, захожу в комнату, верчу головой, прикидывая, что может стать импровизированной пипеткой. А потом, мысленно стукнув себя по лбу, вспоминаю, что как раз перед поездкой в Прагу у меня закончилась любимая сыворотка для лица, но выбросить ее тогда не успела. Бегу в ванну, какими-то невероятными акробатическими трюками, держа завернутого кота одной рукой, другой достаю пипетку, несколько минут промываю ее под водой, а потом, набрав туда пару капель из-под крана, буквально силой вливаю Бармалею в рот. Он фыркает, но проглатывает. И неожиданно успокаивается. Замирает, глядя на меня своим здоровым глазом.
— Что? — ворчу в ответ, предлагая ему еще немного воды. — Видишь, никто твои блохи вымывать не собирается.
Он вяло мяукает, но никакой агрессии больше не проявляет, даже когда отношу его в гостиную и укладываю на лежак Орео. Щенок как будто понимает, что случилось и не издает ни единого звука — ковыляет в дальний конец комнаты, усаживается там и растерянно наблюдает за моими манипуляциями с котом.
— А ведь я не люблю кошек, — говорю Бармалею, — это тебе так, для справки. Особенно не люблю котов, которые шипят и бросаются на все, что попадает в их поле зрения.
Бармалей выдавливает из себя немощный мяв, но даже сейчас это не сильно похоже на извинения. Ладно, выяснять отношения со смертельно раненным мужчиной — так себе идея.
Телефон пикает входящим сообщением, и я с облегчением выдыхаю, когда вижу, что оно от Кати.
Она сразу прислала номер телефона с припиской: «Олег Иванович Светиков».
Отправляю ей море сердечек, но пока набираю номер и жду ответа, почему-то кручу в голове ее странное немногословное сообщение. Нет, мы, конечно, не закадычные подружки, чтобы в качестве прелюдии к пятиминутному вопросу болтать по два-три часа, но раньше она хотя бы смайлики присылала и обычно всегда шутила.