Пари
Шрифт:
— Вика, у моей супруги сегодня День рождения, — со вздохом говорит Хасский. — Я говорил, что в воскресенье смогу позаниматься с тобой только до полудня и только потому, что она была не против.
— Прекрасная женщина! Передайте ей мои поздравления!
Он уходит быстро и тихо, как будто призрак — только что был, а потом просто исчез. И я смотрю на оставленную им гору бумаг и таблиц со смешенным чувством радости за окончившиеся страдания и паники из-за отсутствия хоть какого-то результата. Почему, блин, раньше это работало, а сейчас, когда я собираю бумажки со стола и время от времени
— С таким настроем, Вика, ты точно далеко не уедешь, — бормочу себе под нос, и чтобы взбодриться и напомнить себе, ради чего все эти страдания, заглядываю на страницу Эстетки.
Она как раз отдыхает в Париже и все ее безупречные красивые вылизанные фото моментально приводят меня в нужный боевой тонус. Я тоже хочу Париж, вид с Эйфелевой башни, прогулки по набережной Сены и все вот это вот, даже если у меня кривые лапки, которыми ни за что на свете не сделать даже в половину такой же красивый кадр. Вообще не представляю, как нужно держать телефон, чтобы так шедеврально сфотографировать обычные «конверсы» на вытянутых ногах. Ради интереса пытаюсь аналогичным образом сфотографировать собственные ноги в домашних тапках, но когда листаю фото, там только какие-то, прости господи, толстые икры и куриные лапки!
Боже, это что — мои ноги?!
Быстро все удаляю заглядываю в ее сторис с левой страницы.
Не знаю почему, но несмотря на все очевидные доказательства, я каждый раз листаю ее фото и короткие видео с надеждой увидеть там совсем другого мужика. Ну, типа, мало ли какие совпадения бывают в жизни — может, она встречается с парнем, который ведет его страницу в социальной сети? Это сразу бы объяснило и странное совпадение по дате поездок, и общее фото. В конце концов, оно ведь всего одно — это вообще ничего не значит. Хотя я все-таки заморочилась и поискала его по фотобанкам, надеясь, что Эстетка просто взяла из интернета подходящую по смыслу фотографию (зачем бы ей это было нужно, если она сама может запросто продавать абсолютно все, что попадает в объектив ее камеры?). Но такого фото нигде не оказалось.
Сейчас у нее там прогулки, фото цветущего Парижа, архитектура и даже короткие заметки на французском. Но никакого намека на мужика, только несколько традиционных фото со стаканчиками кофе, которых всегда два, что как бы намекает.
Я быстро закрываю ее страницу, потому что все это начинает быть похоже на какой-то нездоровый сталкинг. Когда-то читала, что часто женщины так надолго застревают на страницах новых девушек своих бывших, что могут годами следить за их личной жизнью в надежде выковырять хотя бы маленькое подтверждение их хреновых отношений.
Меня их с Лексом киношная история должна волновать исключительно в корыстных целях — рано или поздно они поссорятся, и тогда у меня появится шанс оттяпать Лекса обратно, тепленького и готового. Потому что, хоть ранка на моей губе уже давно зажила, я все равно чувствую легкую боль в том месте, на которое надавливаю языком.
Лекс хочет меня — это же очевидно.
Значит, если я правильно все разыграю, он станет моим еще до того, как закончится срок нашего сумасшедшего пари. Эти
Я кое-как готовлю себе омлет из последнего яйца, сгребаю на тарелку этот вообще не аппетитный, да еще и подгоревший комок пищи. Ковыряю его так и эдак и после коротких уговоров себя самой, просто проглатываю за пару раз, почти не прожевывая. А потом беру пакет с кошачьим кормом и пробираюсь на балкон, чтобы покормить своего троглодита. В последние дни его почти не видно, но каждый раз, когда я приношу ему новую порцию еды, миска оказывается пустой. Еще не хватало мне начать верить в котов-призраков!
Звонок в дверь застает меня врасплох, как раз в тот момент, когда я собираюсь взбодрить себя хотя бы какими-то позитивными новостями и позвонить Диане чтобы узнать на каком этапе уже идет производство. В последний раз мы контактились пару дней назад — трубку она не смогла взять, но написала извиняющееся сообщение, в котором уверила, что процесс идет и уже совсем скоро я увижу фото первой партии.
Но все радостные мысли о предстоящем денежном дожде по случаю запуска моего личного бренда моментально улетучиваются, когда на пороге открытой двери оказывается… Егор.
Я смотрю на него примерно с тем же видом, с которым смотрела бы на зомби, если бы мир пошел по сценарию сериала про мертвяков. Нет сил даже пошевелить языком или напрячь горло, чтобы издать хоть какой-то звук.
— Привет, Вика, — улыбается Егор, и протягивает мне настолько огромный букет роз, что тот в буквальном смысле не пролезает в дверной проем. — Я позвонил Хасскому, хотел узнать у него твой номер телефона, ну и…
Я с трудом обхватываю букет двумя руками и под его весом делаю пару шагов назад. Но Егор принимает этот жест за приглашение войти, которым тут же пользуется — перешагивает за порог, закрывает дверь и даже придерживает меня за локоть, чтобы я окончательно не завалилась на пол под всей этой грудой цветов.
— Я не звала… — пытаюсь дать понять, что ему лучше уйти, но Егор уже начинает хозяйничать.
Сначала забирает у меня цветы, посмеиваясь, что в магазине его о чем-то таком предупреждали, спрашивает, где у меня ваза.
— Ваза? А почему не бассейн? — говорю растеряно, но все равно продолжаю пятиться назад.
— Хорошо, тогда подойдет ванна. — За букетом Егора вообще не видно, но в его голосе хорошо угадываются веселые нотки. Как будто катавасия с букетом — целый повод для юмористического шоу.
— Ванна там, — показываю пальцем, пока пытаюсь обойти его сбоку, чтобы спрятаться на кухне.
Но в узком коридоре, да еще и с таким веником, это вообще нереально сделать, так что приходится идти перед Егором, чтобы открыть ему дверь. Взгляд падает на натянутые под потолком веревки, на которых сушится мое белье. Да что ж такое-то! Шмыгаю внутрь, быстро сдергиваю пару лоскутков и пытаюсь спрятать их за спину, пока Егор бережно укладывает цветы на дно маленькой, пожелтевшей от времени и местами побитой ванны. На крохотном клочке свободного пространства между втиснутой внутрь мебелью и стиральной машиной, было не развернуться даже мне одной, а вдвоем мы прилипаем друг к другу как два пельменя.