Парикмахерия
Шрифт:
– - Слышь, Чимахай. А тебе это как? Поработаешь на меня, получаешь избу-корову-бабу. Ещё чего для жизни надо. Мне от этого польза - я вотчинку подымаю, мне крестьяне нужны. Бить-резать-мордовать - только себе в убыток. Будешь крестьянствовать. Вроде - и тебе славно. Что скажешь?
– - Обманешь.
– - Ты себе-то не ври. Я обмануть не могу - на мне дар богородицы. Меня от всякой лжи наизнанку выворачивает. А более всего слышна ложь, которая не в ухо летит, а которая с языка скользит. Мне соврать - день у поганого ведра на карачках простоять.
– - Всё равно. Постоишь,
– - Та-ак. Слушай, а ты сам чего испугался? Не хочешь - не говори. Мне не говори - себе объясни. Тебя аж корёжит всего. Что "нет", когда я по глазам вижу. Чего тебе не так?
– - Я... ммм... эта... Да ну, мать твою! Что пристал как репей! Всё в душу лезешь! Ну на: не хочу крестьянствовать! Вот! Ни холопом, ни вольным смердом. Не хочу землю пахать! Съел?!
Во дела. Опять облом. Сейчас и этот в истерику впадёт. Топоров у него в руках вроде не видать. Но всё равно - а не многовато ли на сегодняшнюю ночь мужских истерик? "Муж горниста" заистерил - на шашку мою налетел. Ивашка от моего выговора до сих пор бабёнку на столе трахает. А я ж к нему чисто литературно.
Вот был случай - пришлось как-то сидеть в приёмной, в те поры - ещё товарища, Черномырдина. Ещё в Тюмени. И слушать как будущий премьер и кладезь выражений новой России выговаривал одному из своих подчинённых. По часам засекал: 25 минут выговора и за всё это время только два литературных слова: "в" и "на". То-то ему потом, когда по телевизору уже стали показывать, приходилось на каждом слове останавливаться и внутренний переводчик запускать. С языка газовиков и нефтяников на язык Пушкина и Толстого.
А тут и без "слов от Черномырдина" - сплошная "килевая качка" нижестоящего. Или правильнее - подлежащего?
Третьим истериком за сегодня был "горнист", которому, как оказалось, ну просто горит жениться на бабёнке общего пользования. Поскольку она - одна-единственная в жизни виденная "беленькая и молоденькая". Бывает. Но почему обязательно с плачем и слезами?
Теперь вот ещё один: дышит - будто марафон сбегал. Ну, он где-то прав. Отказаться от крестьянского труда в "Святой Руси" - всё равно, что на общем собрании работников городской управы сообщить, что будешь голосовать против Путина. Не поймут-с. И очень обидятся. "Все - туда, а ты - обратно? Мы тут, все как один, в этом во всём, а ты хочешь чистеньким?".
И церковь, и власти, и община дружно внушают: крестьянский труд - почётен. Он - основа жизни, основа "Святой Руси". Что есть истина. Как всегда, из истины делается вполне ложный вывод. Вывод такой: "все - в борозду".
" - Все - в сад!
– - Вы там будете петь?
– - Нет, это вы там будете слушать!"
Слушать как пахарь "орёт пашеньку"? "Ор" - будет. А вот "дело делать" у "всех" - не получится. Крестьянский труд, как и всякое профессиональное занятие, требует навыков, специальных знаний, специфического склада ума. Просто соответствующих физических кондиций. Не у всех получается.
Один из советских крестьянских писателей, вспоминая своё босоногое детство, пишет о приятеле-сверстнике. Когда тому надоедало водить коня по пашне он, тайком от отца, развязывал
Ещё раз: крестьянин не умеет запрячь коня в плуг. Это уровень профессиональных навыков данного конкретного российского крестьянина. Ну и много он наработает?
Мне, к примеру, что с плугом по полю ходить, что тряпки от кутюрье показывать... Не, с кутюрье проще. Не костюмчик, так хоть кукиш покажу правильно. А землю мучить по своей неумелости... Мне жалко.
– - Ты чего завёлся? Я тоже... крестьянствовать не собираюсь.
– - Ты?! Да не об тебе речь! Ты, боярыч, кочка на ровном месте! А меня знаешь, как батя ругал? Я неделями сесть не мог. Он-то как закричит: "Мы - пахари! С дедов-прадедов! Один ты - подкидыш!". И - чем ни попадя. Ухо чуть не оторвал напрочь... Я тогда богу молился, чтоб он нас от этих всех нив... Хорошо, пророчица пришла и весь увела в лес. Пахота кончилась. И батя с мамкой...
– тоже. Вроде, и сбылись мои молитвы, а оно вишь как обернулось. Будто я в смерти родителей и сестёр с братьями виноват. Молитвами своими. А теперь ты. Снова - давай пахать. И вона - двое уже мёртвые лежат. И кому теперь молится? Какой молитвой?
– - Молитва простая. Слушай внимательно: Господь всемогущий, Пресвятая Богородица дайте мне сил, чтоб всегда я был честен с вами, с людьми и с собою, и не оставьте, сохраните, вразумите и научите.
– - Ты, эта... постой-ка. Повтори-ка. Чего там по порядку?
– - Чимахай, ты бога за дурня держишь? Ему твоих слов не надо. Он же - всемогущий и всеведущий. Слова - тебе надобны. Чтобы твои собственные мысли и чувство в порядок привести. Вот как чувствуешь "правильно", так и говори. И ещё. Если ты крестьянствовать не хочешь, так что за забота? Мне в вотчине разные люди нужны. Плотники, к примеру, - ну просто край. Ты кем хочешь быть?
– - Дык... Эта... Не, ну плотницкое дело - само собой. Это-то - да. А вот кем я хочу быть? Кем - хочу? А я знаю? Никогда никто не спрашивал. Кем я хочу... Да отстань ты от меня! То молитвами голову морочишь, то вот пристал...
– - Ты не ори. Ты книжной премудрости разумеешь? Ну что вылупился - я не шучу. Книги читать можешь? Сам написать чего, или там посчитать - сколько брёвен и каких на избу надо? Да не обижайся ты. Я по делу спрашиваю, а не зубоскальства ради. У меня тут всерьёз грамотных - один Николай. К зиме открою в вотчине училище - мне дел много надо сделать, а для этого грамотные мастера нужны. Грамоте и счёту учиться пойдёшь?
Мужик смотрел на меня как на выходца с того света. Или как на полудурка. Странно: "полудурок" - это же только половина от "дурака", а звучит обиднее. Наверное, так же смотрели славные Елизаветинские и Екатерининские офицеры на полковника Александра Васильевича Суворова. Когда он в своём полку открыл школу для солдат.
– - Обманешь...
– - Так. Мы с тобой уже по третьему кругу пошли. Мне тебя обманывать есть только один резон - если ты мне не слуга, не помощник, а так... дерьмо стоячее. Ты - дерьмо?