Париж между ног
Шрифт:
— Хочу…
И уже вспыхивая, разрываясь от напряжения этих мгновений ожидания, замирая всем на свете, я слышу от нее…
— Я хочу, я тебя, я хотела все время …сказать… что….
Вы представляете, что произошло? Что? Осуждаете? Не принимаете? Ну что же, так и должно! Вы скажите, а что же хотите от них вот таких! А каких? Многое вы понимаете? Кто вообще может понять женщину? Кто?
Ах, вы о том, что беременная? А беременная, это самая что ни на есть женщина из женщин! Понятно? А что? Вы пробуете возражать?
Вот
Как хочешь, так и понимай, что и как между нами произошло… А что? Одни тут же с брезгливостью книгу может быть отодвинут. Хлопнут страницами! Хлоп! Дура! Скажут.
А другие, потирая руки… Ну же и что же? Давай городи огород свой, ведь такого не может быть! И тоже вслед, от того, что прочтут тут! И скажут, ей богу скажут, а почему бы и нет?
А вот вы, кто остался, предан сюжету и героиням, прочтут….дальше….
— Мария?
— Что милая?
— Скажи мне, как ты, вот так и с ней?
— А что тут сказать? Все как-то само взяло и произошло…
— Это она?
— Да! Но и я тоже…Сначала только она, а потом уже я… Понимаешь, она не такая как…
— Как я?
— Не обижайся, но так. Она совсем другая…
— Красивая?
— Да, очень!
— И что, настолько, что ты в нее сразу?
— Нет, не сразу, но по правде, не пропустила мимо, запомнила. Ну вот, сама посуди. Я приходила на занятия, а они все на меня как на инопланетянку! А как же? Они и я из Парижа! Да тут еще о каких-то далеких народах. Невольно, как представишь себя в их гематиях, туниках, палиях, так и хочется ощутить их шелковистость, касание легкое… Я им рассказываю, а сама ощущаю, как они чувствуют, понимаешь, ну так же, как я, это обнажение тела, соприкосновения легкой одежды…
— Нет! Я думаю, что ты им так рассказывала, чтобы они именно так и почувствовали! Я так поняла. Ну откуда им из их деревень, от навоза, от нищеты и …
— Так, не скажи! Ты знаешь, я тебе уже рассказывала, как с ним, Хозяином, мы по деревням, да в парных как там с ним…
— Постой, как это ты с ним? Он что же и тебя к своему…
— Нет, у него не такой! А вот, я запомнила, как он всем им, он о нем и они так, что, мол, вот такой у него вот…
— Что, он говорил и называл его …..? Он так говорил?
— Нет, вовсе не так! Это я все слышала и видела, а у него был, ну этот, и даже не знаю, это слово можно произносить или нельзя?
— А почему нельзя? Скажи? Ну и как он о себе?
— Да вот так, всегда как показывал его, так и говорил, что у него… елдык!
— Что?
— Вот видишь, я предупреждала, а ты меня вынудила, и я вот взяла, и сказала, я знала …
— Ничего ты не знала! И потом это слово — оно не матюг.
— Как? Тогда почему как он так скажет, то все они, кто рядом сидят и хихикают, радуются! А чему? Такому размеру? Такому слову о нем? Кстати, ни сразу же ведь с ним,
— Ну, а ты? Как? Наверное, не сразу нашла это в нем?
— Конечно же, о чем ты говоришь? Просто он, понимаешь, меня совращал, совращал постепенно. Каждый раз затаскивал к ним туда в баню, заставлял меня им помогать, подключал в свою игру. И я, знаешь, мне стыдно признаться в том и сказать, но мне как-то стало потом именно этого, грубого, наглого не доставать! Я даже сейчас, как подумаю, то знаешь, меня от всего того даже одного напоминания волнует меня все и возбуждает. Вот как я увлеклась.
— Прости, что сморозю может быть глупость, а увлеклась, это как и куда?
Потом она мне о таких сторонах своего заключения сексуального, что я только и спрашиваю:
— Как и туда? А так разве можно? А я ведь такого даже не знала!
Потом спустя какое-то время.
— Ну, Мари, ты меня удивила! Ей богу! Это что же сейчас получается, что ты словно школу заканчиваешь, а я словно в первый класс! Так?
Ну и как ты теперь с этой Розой? Что ты ее так же, как научилась? Ну что ты молчишь, отворачиваешься? Я представляю, как ты с ней сейчас… Я бы так не сумела. Ей богу, так что ты уже и меня прости. Видишь, какая я и потом…
— Разлюбила? Ты так хотела сказать?
А я, выбираясь с дивана, переваливаясь, не хочу ей ни врать, ни говорить что-то, чего уже и не знаю. Ну, вот, думаю, мы поцеловались с ней, и это уже напоследок, наверное? Да меня толкнуло к ней, потянуло там, в ванной комнате, но только на миг, только самый, самый последний! Как прощальный был наш с ней, и в то же время страстный поцелуй! И вот и все! Все, понимаешь! Ну и как ей об этом сказать? Как? Я ведь не сумею?
Она видимо догадалась, встала, поправляя халат.
— Ну я пошла, понимаешь, мне надо …
— Не опоздать на свидание?
Она молча кивнула головой и ушла к себе в соседнюю комнату. А я все сидела и меня постепенно отпускала она… Она, моя Мари, она выходила из меня с этим последним поцелуем, словно открытым шлюзом. Из меня истекала, как вода, да из шлюза…она… Она уходила, а я вдруг испытала облегчение! Да, да! Самое настоящее! И тут же, плотно прикрыв дверь, Игорю звоню.
— Игорь!
— Что-то случилось у тебя такой голос тревожный?
— Да случилось!
— А от чего так радостно, это что-то такое приятное для тебя?
— Да! Дурачок мой! Да!
— Ну, знаешь, тебя ведь не поймешь, то я утром дурак ненабитый, а вот сейчас, дурачок счастливый!
— Точно, любимый!
— И вот уже и любимый! Ты что влюбилась, тогда хоть скажи мне в кого?
— Ну что тебе сказать, дурачку такому, простофиле и глупому? Что? Если ты даже не чувствуешь ничего и такое у меня расспрашиваешь?
— Да, ты как такое скажешь, так я просто холодею от догадки! Может, ты мне все-таки расскажешь?