Парижская любовь Кости Гуманкова
Шрифт:
Пока БМП произносил этот приговор, Валерий Павлович равнодушно разглядывал страницу своего еженедельника, на которой красовалось дважды подчеркнутое слово «Надя» с жирным знаком вопроса. Потом Чистяков скосил глаза на листок, лежавший перед Мушковцом, – на нем был изображен очень странный кузнечик, скорее всего какой-то мутант: яйцеклад зазубрен, как пила, передние лапы похожи на скорпионьи клешни, а челюсти огромны и кровожадны…
Василий Иванович и Валерий Павлович обреченно переглянулись, а Бусыгин тем временем уже
– Нравится? – тихо спросил дядя Базиль, имея в виду нарисованное кузнечикоподобное чудовище.
– Роскошно! – отозвался Чистяков.
– Я, знаешь, в детстве здорово рисовал… Мне даже советовали в Строгановку поступать… – вздохнул Мушковец.
Конференция закончилась почти в одиннадцать часов вечера. Но Бусыгин еще спустился в зал и продолжал отвечать на вопросы в гуще масс, как это теперь стало модно.
– На работу завтра не проспите? – тепло шутил он.
– Не проспи-им! – радостно отвечали люди.
БМП окружили плотным кольцом, смотрели на него с обожанием, а он удовлетворенно улыбался, подобный председателю колхоза, сфотографированному на фоне выращенного им небывалого урожая. Сотрудники аппарата сбились поодаль и, терпеливо удерживая на лицах гримасы умиления, ждали, когда же народ отпустит своего первого секретаря.
– А вы рано просыпаетесь? – спрашивали люди.
– В шесть! – отвечал БМП.
– Ого!
– Час занимаюсь физкультурой по старославянской системе. Потом бегаю от инфаркта. В восемь на работе.
– Молодец…
Вдруг какая-то глупенькая девочка с сахарорафинадного завода протянула Бусыгину свой пригласительный билет и робко попросила автограф. БМП в ответ добродушно рассмеялся, сказал, что он не кинозвезда, а скромный партийный функционер, но автограф дал – и тут же десятки рук протянули ему свои глянцевые картонки с золотым тиснением… Смущенно пожимая плечами, БМП принялся надписывать бесчисленные пригласительные билеты.
– Вот это популярность! – Рядом с Чистяковым стоял Убивец и нежно наблюдал происходящее. – Любимец публики. К нам и то телевидение не ездит…
– Да-а… Теперь вот так… – неопределенно ответил Валерий Павлович.
– Давай-ка, Валера, я тебя домой подброшу! – предложил Иванушкин. – Ты у нас теперь безлошадный. Заодно и поговорим!
Чистяков заколебался: конечно, Убивец зря не подойдет – есть у него какая-то важная информация, но, с другой стороны, вот так запросто уйти во время небывалого единения БМП с народом – это откровенная демонстрация неуважения, совершенно лишняя для Валерия Павловича в его нынешнем положении.
– Брось! – заметив его
– Не понял, – похолодел Валерий Павлович.
– Поехали – объясню…
– Хорошо, – решился Чистяков. – Машина у служебного?
– Да.
– Хорошо… Я сейчас.
Он торопливо пошел, почти побежал в фойе. Свет там был уже погашен, стулья поставлены на стол ножками вверх. Только в подсобке мерцал огонек, и было видно, как толстая буфетчица, слюня пальцы, пересчитывает выручку. Надя стояла на том же месте, где еще совсем недавно имелся стенд «Досуг в районе», разобранный и унесенный сотрудниками отдела пропаганды.
– Прости меня за настырность, – увидев Валерия Павловича, начала Надя.
– Ну о чем ты говоришь! Просто у меня сейчас трудное время…
– Да, я слышала…
– Слышала?! – дрогнул Чистяков и понял: если вопрос о снятии секретаря райкома дошел уже и до школьных учителей, дела его действительно ни к черту…
– Я слышала, как тебя Бусыгин критиковал, – объяснила она.
– А-а… Тебе нравится Бусыгин?
– Нет. Он упивается властью. Это плохо кончится…
– Для кого?
– Для всех. Людьми может управлять только тот, кому власть в тягость.
В фойе ввалилась ватага дружинников. Из-за нехватки мест народ стихийно перетащил стулья из буфета в зал, и вот теперь их возвращали на место. Завхоз показывал, куда ставить, и громко ругал самовольство активистов, однако, заметив Чистякова, замолк и принялся сосредоточенно пересчитывать стулья, за которые нес материальную ответственность.
– Надя, – тихо проговорил Чистяков. – Не волнуйся. Я все устрою… – Он замялся, соображая, стоит ли говорить, какой ценой достанется ему это несчастное койко-место в Нефроцентре, но, подумав, решил не говорить.
– Спасибо, Валера…
– Я тебе позвоню на следующей неделе. Раньше не получится.
– У нас нет телефона, – забеспокоилась Надя.
– Тогда позвони мне ты. В среду. Ладно?
– Спасибо, Валера!
– Выше голову, товарищ! Скоро восстанет пролетариат Германии!
– Ты знаешь, – вдруг какой-то жалобно-радостной скороговоркой начала Надя. – Дима роскошно играет в шахматы. У него второй мужской! Представляешь?
– Какой Дима? – не сообразил Чистяков.
– Дима… – пояснила она. – Мальчика зовут Дима!..
Когда запыхавшийся Валерий Павлович выскочил на улицу и очутился возле черной «Волги» с представительским московским номером на бампере, Убивец, уже сидевший рядом с шофером, посмотрел на Валерия Павловича с той грустной сосредоточенностью, которая в отношениях между людьми их уровня означала: а мог бы и не заставлять себя ждать! Когда они выруливали из внутреннего дворика ДК «Знамя», Иванушкин попросил водителя проехать через «Новокузнецкую», чтобы подбросить домой секретаря райкома партии.