Парижская жена
Шрифт:
Я не хотела прыгать, чтоб не присоединяться к ним. Повернувшись, я осторожно, без всякого драматизма спустилась вниз, чувствуя под ногами гладкий и горячий камень.
— Хэдли, — крикнул мне вслед Эрнест, но я, так и не обернувшись, покинула пляж и пошла по дороге к гостинице. Оказавшись в номере, я смыла под душем песок и забралась в постель — еще мокрая, но чистая и уставшая. Простыня была белая, жесткая и пахла морской солью. Закрыв глаза, я загадала желание — проснуться такой же сильной и ясно мыслящей, как сейчас.
Проснувшись
В этот момент дверь отворилась, и появился Эрнест. Полина маячила за его спиной, так что в комнату они вошли вместе.
— Мы беспокоились о тебе, — сказала Полина.
— Ты не вышла к обеду. Тебя лихорадит? — спросил Эрнест. Он подошел ближе и сел на кровать. Полина села с другой стороны, и они смотрели на меня родительским взглядом. Это было так странно и нелепо, что я не удержалась от смеха.
— Что смешного? — удивилась Полина.
— Ничего, — ответила я, все еще улыбаясь.
— Она бывает очень загадочная, правда? — сказала Полина Эрнесту.
— Обычно нет, — возразил Эрнест. — Но сейчас — действительно. Что тебя беспокоит, Кошка? Ты хорошо себя чувствуешь?
— Наверное, нет, — сказала я. — Думаю, мне стоит отдохнуть вечерок. Вы не возражаете?
Полина выглядела очень расстроенной, и я поняла, что она искренне беспокоится за меня — непонятно только почему: наверное, католическое воспитание пробуждало в ней доброту вот в такие неподходящие моменты — требовалось, чтобы я была здоровой, дружила с ней и одобряла все происходящее. В том числе и то, что она уводит моего мужа.
— Пожалуйста, уходите, — попросила я.
Их глаза встретились над моей постелью.
— Прошу вас. Пожалуйста.
— Позволь попросить хозяйку принести тебе поесть, — сказал Эрнест. — Иначе ты ослабеешь.
— Ладно. Мне все равно.
— Давай я этим займусь. Мне будет приятно, — вызвалась Полина и пошла договариваться с хозяйкой, как это сделала бы жена.
— Значит, все улажено, — сказала я, как только за ней закрылась дверь.
— Ты о чем?
— Она может взять бразды правления в свои руки. И будет прекрасно заботиться о тебе.
— Ты нездорова. Тебе надо отдохнуть.
— Ты прав, я нездорова. Вы меня убиваете — оба.
Он опустил глаза.
— Мне тоже нелегко.
— Знаю. Мы несчастные, жалкие люди — все трое. Если б не наша осторожность, никто из нас не прошел бы это испытание без больших потерь.
— Я думаю то же самое. Чего ты хочешь? Что нам может помочь?
— Похоже, слишком поздно. А ты как думаешь? — Я посмотрела в окно, на улице быстро смеркалось. — Тебе лучше идти, или ты опоздаешь на коктейль к Мерфи.
— Плевать.
— Тебе не плевать, и ей тоже. Иди.
— Не терплю, когда ты так говоришь. Тогда я начинаю думать, что мы все разрушили.
— Так и есть, Тэти, — грустно сказала я и закрыла глаза.
43
Хотелось бы мне сказать, что на этом все кончилось, и то, что открылось нам в тот день, положило конец всем договоренностям. Мы агонизировали в полном смысле слова, но что-то заставляло нас пребывать в этом состоянии еще недели — так животное с отрубленной головой может какое-то время двигаться.
На следующей неделе начиналась фиеста в Памплоне. Еще в начале лета было решено, что с нами поедут Джеральд и Сара Мерфи; планы мы не изменили, отправив Бамби, у которого прошел кашель, с Мари Кокотт на несколько недель в Бретань.
В этом году мы остановились в гостинице «Кинтана» в номерах напротив номеров тореро. Каждый день мы занимали лучшие места у самой арены, платил за которые Джеральд. А вечера проводили за одним и тем же столом в кафе «Ируна» в белых плетеных креслах и напивались в стельку. Эрнест, как обычно, был страстным болельщиком и занялся просвещением Джеральда и Полины с тем же тщанием, как делал это раньше со мной, Дафф, Биллом Смитом, Гарольдом Лоубом, Майком Стрейтером и любым, кто хотел его слушать. Джеральд относился серьезно ко всему, что касалось корриды. Эрнест взял его на арену к любителям, и они оба испытывали свое мужество, состязаясь с годовалыми бычками; Эрнест на этот раз был безо всего, а Джеральд — вцепившись в плащ побелевшими пальцами. Когда бычок на большой скорости бросился на Джеральда, тот в последний момент сумел отвлечь животное этим плащом, перекинув его на другую сторону.
— Отличная вероника, старик, — похвалил Эрнест уже в «Ируне» Джеральда, но тот знал: на самом деле Эрнест не считает, что он проявил себя достаточно крепким и сильным мужчиной. Он не поверил Эрнесту и не счел себя достойным похвалы.
— Обещаю на следующий год сделать это лучше, Папа, — сказал Джеральд. — Для меня это важно.
Я улыбнулась Джеральду через стол, потому что сама за последние месяцы не сделала ничего хорошего. Такой несчастной я давно себя не чувствовала, и Эрнест был как в воду опущенный, а у Полины, сидевшей напротив, был такой вид, что она вот-вот разрыдается. Все были не в своей тарелке. Никто не жил согласно своим убеждениям.
В конце этой хаотичной недели Полина вместе с супругами Мерфи уехала на поезде в Байонну. Она возвращалась в Париж на работу. Мы отправились в Сан-Себастиан, как делали всегда. Но в какой-то момент я поняла, что планы никого не удерживают. С каждым днем ситуация становилась все хуже.
В Сан-Себастиане, где не было Полины, стало немного спокойнее, но это означало только то, что можно было открыто ссориться, не боясь свидетелей. Ничего нового мы друг другу сказать не могли, но хватало и старого, если вносить в него побольше яду.