Парижские могикане. Том 2
Шрифт:
— Нет, возразил герцог, — начни с начала! С начала! Розена снова запела:
Маргаритка на газоне вешнем В первых бликах утренней зари, Ручкою кокетливо-небрежной Свой наряд расправив белоснежный, Говорит прохожим: «Посмотри!» Не дивись шалунье безмятежной И с нее примера не бери.
— Это точно она! — повторил герцог с таким счастливым выражением, будто нашел клад.
Девушка продолжала:
Вот ромашка на лугу зеленом
Вздумала, кокетка,
Ветер вслед летит заворожено,
Обнимает бедную влюбленно —
И ромашке больше не дышать…
Не бери примера с обреченной
И старайся ветра избегать.
— Я вспоминаю, вспоминаю! — вскричал герцог, хлопая в ладоши. — Пой, Розена, пой!
Розена снова запела:
Лишь фиалки-скромницы стыдливо
Прячут лик свой в глубине лесной,
Поверяя травам молчаливым
Тайные сердечные порывы
Летней ночью звездной, колдовской…
В эту тень, в убежище счастливых,
Скроемся, краса моя, с тобой! 10
Молодой человек повторял каждую строку, каждый куплет и позволил Розене отойти от фортепьяно только после того, как выучил всю песню от начала до конца — и слова и мелодию.
10
Перевод Г.Адлера
Но романтически настроенная красавица поняла, что отклонилась от своей цели. Она взглянула на часы: без десяти два! Девушка догадалась, что генерал де Премон или Сарранти, а может быть оба, ждут сигнала, который она должна подать из окна.
Она поспешила вернуть герцога Рейхштадтского к другому его детскому воспоминанию о Франции.
— Ваше высочество! Вы собирались рассказать еще что-то о своем детстве; я не освобождаю вас от этого обещания!
— О! Я имел в виду тот день, когда мне нужно было переезжать из Тюильри в Рамбуйе… — уронив голову на грудь, проговорил он. — Враги окружили Париж, мать сказала мне: «Идем, Шарль!» Я закричал: «Нет, нет, я не хочу уезжать, не хочу уезжать из Тюильри!»
Я цеплялся за полог кровати, за портьеру двери, крича: «Нет! Нет! Нет! Я не хочу уезжать!»
— Меня унесли против воли, — продолжал молодой человек, задыхаясь. — Сердце мне подсказывало, что я больше никогда не увижу Тюильри: предчувствие меня не обмануло!
— Если только пожелаете, ваше высочество, то снова увидите Тюильри, ведь вы не навсегда его покинули! Подумайте хорошенько: все зависит от вас.
Она подбежала к окну — третьему в левом крыле Шёнбруннского дворца со стороны Майдлинга, —
Как помнят читатели, это был условный знак, которого ждал генерал Лебастар де Премон.
Молодой человек хотел было удержать Розену, но почти тотчас справился со своей слабостью.
— Пусть исполнится то, что написано у каждого на роду… — проговорил он. — Спасибо, Розена!
Пять минут спустя со стороны главной дороги, что вела из Майдлинга в Вену, донесся стук копыт.
XX. ГЛАВА, КОТОРУЮ АВТОР НАПИСАЛ С ЕДИНСТВЕННОЙ ЦЕЛЬЮ — УДОВЛЕТВОРИТЬ СОБСТВЕННУЮ ПРИХОТЬ
Опытный романист, желающий добиться эффекта, пропустил бы главу, которую мы предлагаем сейчас вниманию читателей, и немедленно перешел бы от стука копыт лошади, галопом несущей своего хозяина в Вену, к появлению г-на Сарранти. Но пусть читатель разрешит нам на сей раз быть романистом неопытным. Мы уже говорили: эту историю мы рассказываем в тесном кругу трех-четырех тысяч друзей. Значит, мы можем себе позволить брести наугад, а не в точном соответствии со стрелкой компаса, уверенные в снисходительности любящих нас друзей, готовых простить нам недостатки.
Не можем же мы вот так запросто бросить двух прелестных молодых людей, с которыми, правда, будем вынуждены расстаться через несколько глав, чтобы никогда, может быть, с ними больше не встретиться. А ведь их образы скорее воспоминания нашего сердца, чем порождения нашего ума. На наш взгляд, они так же поэтичны, как Дафнис и Хлоя Лонга, Ромео и Джульетта Шекспира, Поль и Виргиния Бернардена де Сен-Пьера.
Вообразите самую грациозную позу двух юных древнегреческих влюбленных, двух прекрасных веронцев или восхитительной креольской пары из Иль-де-Франса, и перед вами — наши герои: мы возвращаемся в спальню герцога Рейхштадтского.
Вот уже во второй раз за этот вечер молодой человек почувствовал слабость. Теперь это был не принц, а робкий болезненный мальчик. Он откинулся на подушки, а голову положил Розене на колени. Он побледнел; было заметно, как на его виске пульсирует жилка.
Девушка сидела на канапе, обеими руками обняв герцога за шею. Ее тонкие розовые пальчики сплелись под его нежным юношеским подбородком; она, как в зеркало, заглядывала своими черными бархатными глазами в голубые, подернутые влагой глаза принца.
О! Сколько раз я чувствовал, как бессильно мое перо описать то, что я ясно видел в своем воображении! Сколько раз я жалел, что не владею волшебной кистью Тициана или Альбани! Что же делать! Только Микеланджело было суждено получить от Неба четыре души. Стало быть, надо довольствоваться тем, что дает нам Господь, и не мне (какой бы сюжет я ни замышлял) роптать на его скупость!
Итак, принц, переживший сильнейшее потрясение, которое по силам лишь взрослому мужчине, снова стал мальчиком. Розена поняла причину его слабости и ласкала его, как мать свое дитя или, вернее, как старшая сестра своего брата.