Парижские могикане. Том 2
Шрифт:
— Мой генераль так сказать.
— Почему же ты не ушел?
— Я ушель.
— Ты сам видишь, что нет, раз до сих пор стоишь здесь.
— Я есть вернуться.
— Зачем, я тебя спрашиваю!
— Там пришель лицо, который хощет кофрить с генераль.
— Франц! — грозно сдвинув брови, закричал генерал. — Сто раз говорил тебе, негодяй, что, когда я возвращаюсь из Палаты, я хочу только одного: почитать хорошую книгу, чтобы позабыть о плохих речах — иными словами, никого не желаю принимать!
— Мой генераль! — подмигнув,
— Дама?
— Ja 2 , тама, мой генераль.
— Будь там хоть епископ, меня ни для кого нет дома, болван.
— Я сказаль, что ви есть на место, мой генераль.
— Ты так сказал?
— Ja, мой генераль.
— Кому ты это сказал?
— Тама.
— А эта дама?..
— Маркие те Латурнель.
— Тысяча чертей! — подпрыгнув на козетке, закричал генерал.
Франц, не разнимая ног, отпрыгнул на полметра назад и застыл в прежней позе.
2
Да (нем.)
— Значит, ты сказал маркизе де Латурнель, что я дома? — разъярился генерал.
— Ja, мой генераль.
— Вот что, Франц! Снимай крест и нашивки, убирай их в шкаф: ты разжалован на полтора месяца!
Старый солдат изменился в лице; по-видимому, он был в смятении: усы его зашевелились, в глазах заблестели слезы, он чудом удержался, чтобы не всхлипнуть.
— Ах, мой генераль! — прошептал он.
— Я все сказал… А теперь пригласи даму.
IV. БЕСЕДА СВЯТОШИ С ВОЛЬТЕРЬЯНЦЕМ
Франц отворил дверь и пропустил ту самую пожилую надменную даму, которую мы видели в роли компаньонки, когда она сопровождала Регину к Петрусу, чтобы заказать ему портрет.
Генерал был аристократом в полном смысле этого слова: он с блеском умел, как говорят в народе, «проглотить горькую пилюлю, не поморщившись». Никто не умел лучше него с улыбкой встретить не противника — с мужчинами генерал бывал откровенен до грубости, — но противницу: с женщинами, независимо от их возраста, генерал был изысканно-вежлив до притворства.
Итак, когда маркиза вошла, он поднялся и, немного волоча левую ногу (по его мнению, этим он был обязан старой ране, а по мнению его врача, — недавнему приступу подагры), пошел даме навстречу, галантно подал руку, проводил к козетке, с которой только что встал, придвинул кресло и сел в него.
— Как, маркиза!? — воскликнул он. — Вы оказываете мне честь личным посещением?
— Я и сама смущена этим не меньше вас, дорогой генерал, — проговорила пожилая дама, стыдливо опуская глаза.
— Смущены! Позвольте вам заметить, что с вашей стороны нехорошо так говорить. Смущены! Что же в этом посещении может вас смущать, скажите на милость?
— Генерал! Не придавайте моим словам
— Слушаю вас, маркиза. Вы знаете, что я весь к вашим услугам. Говорите, прошу вас.
— Если бы пословица «С глаз долой — из сердца вон» не была печальной истиной, — кокетливо проговорила маркиза, — вы освободили бы меня от необходимости продолжать: вы догадались бы, о какой услуге я пришла вас просить.
— Маркиза! Эта пословица лжет, как и все пословицы, которые могли бы опорочить меня в ваших глазах. И хотя я был лишен удовольствия видеть вас со времени нашей последней размолвки по поводу графа Рапта…
— По поводу нашего…
— По поводу графа Рапта, — торопливо перебил ее генерал, — и размолвка у нас с вами произошла около трех месяцев назад. Однако я не забыл, что нынче у вас день рождения, и только что послал вам букет: вы найдете его у себя, когда вернетесь домой. Это сороковой букет, который вы получите от меня.
— Сорок первый, генерал.
— Сороковой; я слежу за датами, маркиза.
— Давайте проверим!
— О, как вам будет угодно!
— Граф Рапт родился в тысяча семьсот восемьдесят седьмом году…
— Прошу прощения, это произошло в тысяча семьсот восемьдесят шестом.
— Вы в этом уверены?
— Еще бы, черт побери! Свой первый букет я отправил вам в год его рождения.
— За год до его рождения, дорогой генерал.
— Ну, знаете ли!..
— Никаких «знаете ли»! Именно так и обстоит дело.
— Ну хорошо! Впрочем, я пришла не для того, чтобы говорить с вами о несчастном мальчике.
— Несчастный мальчик? Прежде всего, он уже не ребенок: мужчина, которому сорок один год, далеко не мальчик…
— Графу Рапту только сорок лет.
— Сорок один! Я слежу за датами. И потом, не такой уж он несчастный, мне кажется: во-первых, вы выплачиваете ему что-то около двадцати пяти тысяч ливров ренты…
— Ему следовало бы получать все пятьдесят, если бы не его отец, у которого каменное сердце!
— Маркиза! Я незнаком с его отцом и ничего не могу вам на это ответить.
— Вы незнакомы с его отцом?! — вскричала маркиза тоном Гермионы, которая вопрошает:
Я не любила? Я? Ты смеешь молвить это? 3
— Не будем ссориться, маркиза! Говоря о графе Рапте, вы назвали его несчастным, а я вам ответил: «Не такой уж он несчастный! Во-первых, у него двадцать пять тысяч ливров ренты, которую вы ему выплачиваете…»
— О-о, ему следовало бы получать не двадцать пять, а…
3
Ж.Расин, «Андромаха», IV, 5. — Перевод И.Шафаренко и В.Шора