Парижские тайны царской охранки
Шрифт:
Савинков в своих воспоминаниях говорит, что Азеф прожил у них на улице Жуковского в конце мая десять дней. Как раз в это время они заметили слежку за квартирой Трандафилова и за Береншта-мом. Между тем, как мы видим, Азеф впервые упоминает о Транда-филове и Беренштаме только в конце июня; это совпадает и с показаниями Савинкова, что Азеф уехал из Петербурга «во второй половине июня» (19 июня он уже в Одессе — см. выше).
Не оберегали ли филеры Азефа от случайного ареста, как они это делали в Варшаве, например, в 1904 году? Или же все это проделывалось для того, чтобы в случае ареста террористов они свой провал приписали не провокации, а выследившим их «шпикам».
В этом же письме Азеф доносит Ратаеву, что один
На кого намекал этот охранник — на Азефа или на Жученко, или на обоих вместе?
В этом же письме (от 24 июня) Азеф сообщает Ратаеву, что скоро вернется за границу. 7 июля 1904 года Азеф пишет Ратаеву из Вильно и мотивирует свой приезд в этот город отсутствием денег, чтобы ехать прямо в Париж.
В Вильно приезжают к нему террористы объяснить, почему не состоялось покушение на Плеве, назначенное на 8 июля; решают осуществить его 15 июля и отправляются в Петербург, а Азеф — в Варшаву, где 15 июля (по сведениям Меньщикова) получает от Савинкова условленную телеграмму об убийстве Плеве. Немедленно после этого Азеф уезжает [46] и 16 июля уже шлет Ратаеву телеграмму из Вены.
46
Азеф ездил в Россию с таким паспортом, выданным ему Ратаевым, который не нужно было обменивать на другой по выезде из России.
Бурцев тоже утверждает в «Былом», что Азеф в Варшаве получил телеграмму, но не говорит от кого; а Савинков утверждает, что Азеф узнал об убийстве Плеве из газет…
В Варшаве в 1904 году живет г-н Рачковский, и хотя не у дел, но почти ежедневно приходит в местную охранку и наводит мимоходом справки о розыске лиц, которые для него были совершенно излишними (Бакай, «Былое», № 9,10, Париж).
После убийства Плеве 15 июля 1904 года Азеф, как мы уже говорили, немедленно уезжает из Варшавы за границу, где живет около года; сначала он отправляется в Париж к Ратаеву, затем в Женеву, где принимает участие в совещаниях по выработке устава боевой организации совместно с Боришанским, Дулебовым, Моисеенко, обучается технике динамитного дела у Швейцера, живущего с братом Азефа и с Дорой Бриллиант.
Здесь в Париже боевой организацией окончательно принимается решение убить Великого князя Сергея в Москве, Трепова — в Петербурге и Клейгельса — в Киеве, куда по настоянию Азефа посылается Боришанский, который в помощь себе кооптирует супругов Казак.
В ноябре террористы едут в Россию. Азеф остается за границей и продолжает получать свое пятисотрублевое жалование и сверх того разные прибавки (на «путевые издержки» с 1 октября по конец 1904 года он получил 750 рублей).
Лопухин признается, что в конце 1904 года ему стало ясно, что Азеф — член центрального комитета партии с.-р. Но ведь в это время Департамент полиции, по данным Бакая, все террористические акты после Гершуни приписывал центральному комитету. Следовательно, Лопухину должно было быть «ясно», что и Азеф несет за них ответственность…
Как известно, удается только «дело Великого князя Сергея», которого 4 февраля 1905 года убивает Каляев…
Азеф разъезжает в это время главным образом по Швейцарии и отовсюду от него летят доносы Ратаеву — и о том, что «от Чернова и Савинкова он узнал о готовящемся покушении на царя (23 сентября) [47] ,
47
Савинков в своих воспоминаниях рассказывает со слов Швейцера, что в декабре 1904 года Леонтьева (известная максималистка) должна была убить царя… но бал был отменен.
Слетов был арестован на границе, затем и матрос-латыш — около ресторана, указанного Азефом.
Меньщиков утверждает, что Слетова арестовали на границе совершенно «против правил» тонкой охранной «политики»; но директор Департамента полиции Лопухин был в отъезде, а товарищ министра внутренних дел Дурново якобы плохо разбирался в этих тонкостях и попросту велел арестовать Слетова при самом въезде его в Россию, не заботясь, что может провалить благодаря этому провокатора…
Между тем отъезд Слетова, все подробности его и его работы в России были известны не всем живущим в Женеве членам центрального комитета, а только некоторым из них, конечно Азефу в том числе. Поэтому арест Слетова на границе, а затем и других лиц, связанных с ним, мог произойти только по доносу одного из знавших об этом, следовательно провокатора.
Арест Слетова неизбежно должен был вызвать подозрение и расследование, и оно конечно привело бы к раскрытию Азефа.
В одном из писем от сентября 1904 года Азеф доносит Ратаеву о созыве конференции революционных и оппозиционных партий в Париже на 30 сентября, причем сообщает, что от партии с.-р. будет Чернов. Эта конференция как известно состоялась, и партию с.-р. кроме Чернова представлял и сам Азеф под фамилией Диканского; от финнов был делегирован Циллиакус, присутствовали также Милюков и Бугучарский. Конечно обо всем, что делалось на конференции, было подробно донесено Азефом Ратаеву.
18 декабря 1904 года Азеф сообщает Ратаеву о присланном бун-дистами в редакцию «Революционной России» документе об «аграрниках», под которыми подразумевались социалисты-революционеры, хотевшие вместе с князем Хилковым проповедовать в России аграрный террор. В документе этом приведены все действительные фамилии, время отъезда и даже фамилии с тех паспортов, по которым поехали уже или должны были поехать аграрники.
В 1906 году один из видных максималистов (Герман) рассказывал, что когда аграрники и максималисты узнали об этом факте, то большинство из них начали подозревать в выдаче этих сведений Департаменту полиции Азефа.
28 января 1905 года Азеф доносит Ратаеву об организовавшемся в Петербурге кружке интеллигенции — адвокатов и литераторов, поставившем себе целью террор, — покушение на царя и некоторых других высокопоставленных лиц. Осторожный провокатор просит только с этими сведениями «обращаться очень осторожно и не превращать их в циркуляр». В этом же письме Азеф осведомляет свое начальство, что дело б января 1905 года не дело социалистов-революционеров.
Как известно, б января 1905 года в день Крещения, во время молебствия на Неве у Зимнего дворца, где присутствовал Николай II и во время которого обычно производился салют холостыми зарядами с Петропавловской крепости, на этот раз были выпущены один или два боевых снаряда по направлению, где стоял царь, но попали снаряды не в него, а в Зимний дворец.