Парижский РоялистЪ
Шрифт:
– То прав я! – закончил фразу блондин и в его взгляде загорелись искорки азарта. – Только чур приз я сам выберу.
– Да без проблем. – седой откинулся на спинку стула и сделал глоток кофе. – Выбирай игрока!
Поговорив еще несколько минут, они поднялись и ушли, оставив доску с фигурами на столе. На ней, придавленные фигурой короля, лежали несколько крупных купюр. Официантка сложила фигуры в доску, забрала купюры и подошла к бару.
– Что, Ларка, на чай хорошо оставили? – бармен ухмыльнулся. – Вроде и день пустой, а с посетителями повезло.
– Да уж! Первый раз так расщедрились, а я уже лет пять как работаю. – официантка задумчиво посмотрела на доску, вспоминая обрывки
Акт первый. Париж взад-назад
Глава I. Эмигрант
Холодным весенним мартовским вечером в одном из домов по Аноскопическому переулку на кухне сидел помятый гражданин в шелковом шарфе и пил коньяк. Горящие глаза выдавали бурю, клокотавшую в душе, а пепельница, полная окурков от самокруток, лишь усиливала подозрения. Человек (пусть его будут звать Евстахий) нервно сжимал кулаки и периодически бормотал себе под нос:
– Задолбали! Жалкие людишки, возомнившие о себе!!! – Евстахий залпом проглотил полстакана коньяку и скрутил трясущимися руками очередную сигарету. – Они не способны понять и оценить мой талант и лишь готовы платить за работу сущие гроши, которых после уплаты всех расходов, не хватит даже на поход в театр с Настасьей Аполлоновной, не говоря уже про оперу или… – он сладостно зажмурился, – визит в Париж, с обязательным посещением Лувра и Мулен-Руж.
Вопросом, хочет ли Настасья Аполлоновна в Париж в целом и в обществе Евстахия в частности, он не задавался.
– Решено! – сказал себе Евстахий, яростно туша сигарету в пепельнице. – Уезжаю! Вот только куда… Мне необходимо попасть в страну, где есть свобода взглядов, по достоинству оценят мой талант и будут нормально платить. Справлю Настасье Аполлоновне шубу из песца и новую сумочку, уж тогда она от похода в оперу точно не отвертится. А там и до регулярного соития недалеко.
При мысли о соитии Евстахий радостно заглотил остатки коньяку, ощутив теплую волну от оных и, полный радужных надежд, отправился почивать на широкий, изрядно продавленный местами диван, мгновенно провалившись в сладкий алкогольный сон.
Глава II. Первый сон Евстахия
Потягиваясь и шумно зевая, Евстахий открыл глаза. В первый миг он подумал, что все еще спит и, резко зажмурившись, распахнул глаза еще раз, но ничего не изменилось: прямо перед его носом на паутинке висел маленький паук и смотрел на него всеми своими восемью глазами и с явным осуждением. Евстахия передёрнуло – он как будто снова оказался у венеролога, у которого ему “посчастливилось” очутиться в молодости по пустяковому делу – банальному трипперу, подхваченному после банкета в театральной гримерке. Мало того, потолок был тоже не его, к тому же окно, крошечное и без стекла, испускало яркий утренний свет, а Евстахий уже много лет не ложился спать лицом к окну, однажды узнав из интервью с доктором Поповым (тем самым, который советовал лечить геморрой огурцами), что это крайне вредно для ритмов сна.
– Что происходит, тысяча чертей?! – он взметнулся из кровати камчатским гейзером, но тут же пребольно ударился макушкой о балку. – Да где я вообще?!
Аккуратно слезая с кровати, чтоб не зацепить что-нибудь еще, Евстахий обнаружил немало других странностей: ржавый ночной горшок на полу, огарок свечи в блюдце, на уродливом крошечном столике и, собственно, то, что сам он одет в длинную белую рубаху до пят, притом неоднократно штопанную.
“Это какое-то безумие просто! Видимо друзья меня решили разыграть к дню работника театра”. – подумалось ему.
Но тут
– Putain, qu'est-ce qui s'est pass'e ici? [1] – Евстахий поймал себя на мысли о том, что мало того, что он выругался матом, что было для него не свойственно, так еще и сделал это на французском.
1
Что, падшая женщина, здесь происходит? (фр., вольный авторский перевод).
“Putain de merde! [2] Да я ж и думаю на французском – вот это поворот!” – от подобного озарения Евстахий ажно плюхнулся обратно на кровать, по ходу действия опять болезненно ударившись об балку, и оглушительно пукнул.
Это стало своеобразным “залпом Авроры” и положило начало целой канонаде из соседних помещений, от чего интеллигентный Евстахий пришел в тихий ужас и начал про себя пересчитывать литерные ряды в Мариинке – он всегда так делал, когда ему было страшно и непонятно. После прекращения канонады и сбившись где-то на левой стороне балкона второго этажа, наш герой понял, что надо срочно что-то делать.
2
Вот это да! (фр., очень вольный авторский перевод).
“Первым делом надо найти какую-то одежду вместо этих лохмотьев. Не могу же я отправиться на улицу в исподнем, как партизан, ведомый на расстрел…” – оглядев комнату еще раз, взор упал на сиротливо стоящий в углу шкаф с перекошенными дверцами.
Содержимое шкафа было не менее убого: потертые кожаные шоссы [3] , давно нечищеные сапоги-ботфорты, видавшая виды шелковая рубашка с кружевным воротничком и венчала картину широкополая шляпа с плюмажем. Шляпа выглядела как новая, если не считать того, что в центре тульи зияла приличная дыра.
3
Шоссы (фр. chausses) – подобие штанов, плотно облегающих ноги, обычно из плотной ткани или др. материалов.
“Если дождь или птица решит нагадить – она меня не убережет. С другой стороны, прохожим не видно, а кто знает, как здесь относятся к людям без шляпы – примут еще за простолюдина”. – подумал Евстахий.
Он натянул на себя найденное тряпье, обулся в ботфорты, предварительно потерев их подолом рубахи и распахнул дверь в дивный неизведанный мир. Мир к герою симпатии определенно не испытывал и встретил его неласково: луково-капустным смрадом и лестницей, ведущей куда-то вниз в потемки. Евстахий отважно ступил на лестницу и тут же об этом пожалел – гнилая доска на ступеньке проявила коварство и, подломившись, с глухим треском, отправила нашего героя в короткое, но болезненное путешествие вниз. Фортуна явила свою благосклонность и вместо дощатого пола и бревенчатых стен Евстахий угодил прямиком в сваленную прямо у лестницы кучу белья. К счастью, для него на этом злоключения прекратились (как минимум на время) – прямо перед собой, он обнаружил дверную ручку, – и это оказался его путь на свободу.