Парижский вариант
Шрифт:
Пробежав по крышам до углового дома, Джон взломал люк, ведущий на лестницу, и двинулся вниз, останавливаясь у каждой двери, чтобы прислушаться. На третьем этаже он нашел то, что искал, – за дверью ревел телевизор. Для верности агент подождал минуту. Невидимый хозяин приглушил звук, скрипнуло, открываясь, окно, и послышался мужской голос: «Que paso, Antonio?» [33]
– Ты что, Села, пальбы не слышал? – ответил кто-то по-испански. – Разборка между террористами. Полиция оцепила квартал.
33
В
– Despuеs de todo lo occurido, eso nada mаs me faltaba. Adios! [34]
Окно затворилось. Джон ожидал, что мужчина заговорит с кем-нибудь в квартире, но в ответ только снова взревел телевизор.
Агент решительно постучал в дверь.
– Policia! – гаркнул он по-испански. – Откройте!
Кто-то выругался в голос, потом дверь распахнулась. На пороге стоял пузан в засаленном халате.
– Я весь вечер сидел до… – начал он угрюмо и осекся, когда Джон упер дуло своего «зиг-зауэра» ему в живот.
34
А, что бы там ни было, в гробу я их видел. Пока! (исп.)
– Извините. В дом, por favor.
За пять минут американец успел связать хозяина квартиры, не забыв про кляп, переодеться в белое поло и спортивный костюм из гардероба испанца – штаны пришлось подвязать, – накинуть поверх всего халат и выйти на улицу, где агент смешался с кучкой перепуганных жильцов, наблюдавших за только что подъехавшими полицейскими. Большинство спецназовцев рванули вверх по лестнице на крышу, и опрашивать свидетелей остались только двое. Задав каждому пару вопросов ради проформы, спецназовцы отсылали жителей по домам.
Когда очередь дошла до Джона, тот заявил, что ничего и никого не видел, а живет в соседнем доме – уже осмотренном. Полицейский приказал ему возвращаться домой и перешел к следующему. Убедившись, что испанец отвлекся, Джон перешел на другую сторону улицы, там завернул за угол, содрал с себя халат и запихнул его в мусорник.
Добравшись до станции метро «Сан-Бернардо», он сел на первый же поезд и, примостившись в углу, уткнулся в подобранную на станции вчерашнюю «Эль Паис» – мадридскую ежедневную газету, – тем временем оглядывая вагон боковым зрением. Но «хвоста» не было, и агент спокойно пересел на восьмую линию, по которой и добрался до аэровокзала Барахас. Перед самым входом в аэропорт он приметил здоровый мусорный бак и, убедившись, что поблизости никого нет, с сожалением опустил свой любимый «зиг-зауэр» в груду бумажных стаканчиков и пестрого целлофана, для надежности прикрыв сверху газеткой.
Когда агент покупал билет на ближайший рейс до Брюсселя, при нем не было ничего, кроме одежды с чужого плеча, бумажника, паспорта и мобильника. Позвонив Фреду Клейну по новому номеру – тот, к счастью, уже действовал – и удостоверившись, что в Брюсселе его будут ждать мундир, смена одежды и новый пистолет, Джон купил в киоске какой-то детектив и оставшееся до отправления время убил в зале ожидания с книгой в руках.
Посадка на брюссельский рейс должна была идти через ближайшие ворота. Рэнди нигде не было видно, но минут за десять до начала посадки напротив Джона уселась рослая мусульманка в традиционной черной хламиде и парандже – пуши и абайя, а не хадор, закрывающий
Внезапно тишину в зале нарушил едва слышный звук – словно дуновение ветерка. Агента передернуло. В сверхсовременном здании аэропорта не могло случиться сквозняков. Отбросив притворство, он кинул прямой взгляд на женщину в черном, жалея, что при нем нет оружия.
Мусульманка, видимо, почувствовала внезапный интерес к своей персоне. Она вдруг подняла голову, смело глянула Джону в глаза и подмигнула, тут же снова понурившись. Агент с трудом сдержал улыбку. Питер опять его обдурил – мнимая женщина Востока чуть слышно насвистывала «Правь, Британия, морями…». Старый боец САС был падок на всяческие розыгрыши.
Когда объявили наконец посадку, Джон в очередной раз тревожно огляделся. Под ложечкой у него сосало от беспокойства. Рэнди ушла первой – ей уже полагалось быть на месте.
Сбегая по главной лестнице, Рэнди стучала в каждую дверь, покуда на первом этаже не обнаружила единственной в доме квартиры, где никто не откликнулся на звонок. Поработав минуту отмычкой, она вошла. Ей повезло – в шкафу оказался целый ворох женской одежды, правда, излишне броской. В конце концов Рэнди остановилась на узкой в бедрах и резко расширявшейся ниже колен юбке танцовщицы фламенко, а к ней надела блузку в национальном стиле и черные туфли на высоких каблуках. Волосы она распустила, а «хеклер-кох» прицепила под юбкой.
В здании было тихо, вестибюль, уставленный пластмассовыми пальмами в кадках и застланный дорогими восточными коврами, пустовал. Рэнди уже позволила было себе расслабиться, когда за стеклянными дверями парадного увидела пятерых людей в масках. Озираясь через плечо, будто удирая от погони, те мчались к ней. Террористы.
На миг оцепенев от страха, цэрэушница тут же овладела собой. Выхватив из-под юбки пистолет-пулемет, она распахнула дверь под лестницей и очертя голову ринулась в беспросветную тьму подвала. Забившись в угол, она тревожно прислушивалась. Наверху снова отворилась дверь, и Рэнди метнулась в сторону, путаясь в паутине, чтобы не попасть в лучик света. Протопотали башмаки, дверь закрылась, и в подвале воцарилась угольная чернота. Послышались голоса. Говорили по-арабски, и, насколько могла понять Рэнди, о ее присутствии террористы не подозревали. Они скрывались здесь – как и она.
На улице завизжали тормоза, послышалась тяжелая поступь множества ног. Прибыли штурмовые отряды «Гвардии Сивиль», и теперь они обшарят дом от крыши до фундамента в поисках террористов.
А спор продолжался.
– Да кто ты такой, Абу Ауда, – зло шептал по-арабски один голос, – чтобы по твоему приказу мы умирали за Аллаха?! Ты не видел ни Мекки, ни Медины! Ты говоришь на нашем языке, но в твоих жилах нет ни капли крови пророка! Ты фулани, полукровка.
– А ты трус, – отрезал чей-то глумливый бас, – не заслуживающий имени Ибрахима! Если ты веришь в Пророка, как ты можешь бояться мученической смерти?
– Смерти боюсь? Нет, чернокожий! Не в том дело. Сегодня мы потерпели поражение. Но только сегодня. Настанут лучшие времена. Бессмысленная смерть – это оскорбление ислама.
– Ты дрожишь, как женщина, Ибрахим, – презрительно проговорил третий.
– Я с Ибрахимом, – возразил четвертый. – Он сражался за ислам дольше, чем ты живешь на свете. Мы воины, а не фанатики. Пусть муллы и имамы болтают о джихаде и мученичестве. Я буду говорить о победе. Из испанской тюрьмы найдется выход для тех, кто сражается за Аллаха.