Парк прошлого

Бек Йен

Калеб встал и потянулся. Мысли и чувства путались. Он подумал о преступниках, таких как Фантом. «Парк Прошлого» печально славился уличными головорезами. Даже отец, некогда высокопоставленный сотрудник корпорации «Баксоленд», так называемый «идеолог и вдохновитель», не сумел себя защитить и теперь пополнит жестокую статистику преступлений «Прошлого». Скорее всего, отец погиб, и его обобранный до нитки труп валяется где-то в придорожной канаве.

Ни один человек в этом мире не знал, где сейчас Калеб. Юноша вдруг ощутил безумную, жестокую свободу, как будто кто-то снял с него тяжелый груз.

Он шумно выдохнул, словно выпуская разом все вдохи

и чувства, сдерживаемые за последний час. Прислонился к кирпичной стене. Он был свободен, мог сбежать от самого себя, если бы только захотел! Он наконец-то в самом деле вырвался из своей чересчур распланированной, слишком безопасной и упорядоченной современной жизни. Он мог бы поселиться здесь, затеряться во всем этом сумрачном, туманном беспорядке, сбежать, как многие, по слухам, убегали в «Прошлое» до него. Он мог бы сделаться кем угодно, стать не просто обычным мальчишкой из чистого пригорода, а превратиться в искателя приключений, солдата, вора, тайного убийцу, жаждущего мести. Эти мысли, возбуждающие, поразительные, стремительно проносились где-то глубоко в мозгу, голова кружилась, идеи роились на уровне подсознания, затмевая пережитые ужас и потрясение.

Все, что осталось ему в данной версии действительности — только тот наряд, который был на нем, пригоршня тяжелых монет в кармане, да заржавленные карманные часы слепого старика, которые по-прежнему болтались на обрывке грязного шнурка. Оказывается, Калеб так и не выпустил их из крепкой хватки. Он подошел поближе к выходу, туда, где было чуть светлее, и внимательно взглянул на часы. Слепец снял стеклянную крышку с циферблата, чтобы время можно было определять по стрелкам, на ощупь. Калеб поднес часы к свету и прислушался: все еще тикают. Затем перевернул и посмотрел на оборот. На корпусе была выгравирована какая-то надпись. Калеб попытался различить слова в тусклом свете. Послюнявил кончик пальца и провел по серебристому металлу, стирая грязь. Надпись, выбитая изящными каллиграфическими буквами, гласила:

В подарок Люцию Брауну,

с благодарностью

от корпорации «Баксоленд».

19 февраля 2032 г.

Часы некогда принадлежали его отцу.

ГЛАВА 17

Фантом рассматривал труп, уложенный на круглом эмалированном столе. Тело наспех раздели и не слишком тщательно обмыли каким-то дезинфицирующим средством. Руки и ноги развели в стороны так, как он и требовал, — в виде Витрувианского человека со знаменитого рисунка Леонардо да Винчи. Фантом приблизился к столу с некоторой опаской, как будто боялся, что Джек, так хорошо ему знакомый Джек, вдруг сядет на столе и что-то скажет, может быть, потребует опять рассказывать давно заученный урок.

— Это и впрямь ты, Джек, — тихо проговорил Фантом, обошел тело и встал прямо над ним, около головы. — Что ж ты так себя запустил? Плохо видел, говорят, в последнее время? — Немного помолчал, как будто труп и вправду мог ответить знакомым одышливым голосом. — Что, хочешь поболтать?

Он взглянул на щетинистый подбородок мертвеца, быстро вытащил опасную бритву и полоснул по горлу, почти отрезав голову от тела. Показалось несколько капель крови.

Больше никаких разговоров быть не

могло.

Фантом отложил бритву в сторону. Саквояж с инструментами стоял на приставном столике; яркая масляная лампа, подвешенная на крюк, ясно, будто луна, светила на бледную, мертвую плоть. На предплечьях, на тыльной стороне ладоней, по всему обрюзгшему туловищу трупа виднелись следы ожогов. Кожа потемнела и задубела, словно корочка на пережаренном ягненке.

— Ай-ай-ай! — Фантом поцокал языком. — Нельзя играть с огнем! Джек, мой старый друг, я скоро, обещаю… Только посмотрю по-быстрому, ты этого заслуживаешь. Вообще-то, видишь ли, мне только сердце требуется, но надо же убедиться… Хотя ты-то ничего и не видишь! — Он хмыкнул и чуть закашлялся.

Затем при помощи хирургического скальпеля проделал надрез в виде буквы «У» от плеч вниз, к лобку. Вскоре обнажились ребра; труп теперь напоминал нечто из мясной палатки с рынка. Фантом посмотрел на унылое, расплывшееся лицо, на застывшие зрачки.

— Чего уж теперь глаза закрывать, правда, Джек? — заметил он.

Наконец он вырезал у Джека сердце и взвесил на мясницких весах.

— Вот сколько весит человеческое сердце — тринадцать унций, — сообщил он. — Тяжеленькое… и тяжесть на сердце ты прямо-таки заслуживаешь, после того что ты сделал со мной, то есть, прости, попытался сделать со мной, с нами!

Фантом приподнял скользкое сердце и отложил на край оцинкованного стола.

Потом как смог зашил разрезы после вскрытия — стежки получились неаккуратные, но и так сгодится. Он поправил тело на столе и вдруг с внезапным, не свойственным ему порывом сочувствия или, быть может, какого-то нежданного сострадания закрыл бледные, застывшие глаза Джека, аккуратно опустив ему веки пальцами.

Фантом вышел в мрачный, длинный, облицованный кафелем коридор. Под масляной лампой, свисающей с потолка, стоял на страже вооруженный оборванец. Пустые больничные носилки на колесиках притулились у стены, накрытые окровавленной холстиной. Фантом достал из кармана сложенный лист бумаги и протянул оборванцу.

— Это объявление появится в утреннем выпуске «Лондон меркьюри». Все устроено, оплачено, вот адрес, отнеси. Только одень его, как мы договаривались, а потом иди.

Они вернулись в комнату; оборванец перевалил тело на носилки, выкатил в длинный коридор и покатил куда-то вдаль.

Фантом подошел поближе к свету и долго, пристально рассматривал сердце, так и оставшееся лежать под слепящими лучами масляной лампы.

ГЛАВА 18

Вода стекала с кирпичей и хлюпающими лужицами собиралась у ног Калеба. Юноша так долго молчал, что теперь едва мог раскрыть рот.

— Меня убьют, если отыщут, — тихо произнес он.

Никто не ответил.

Нужно было уходить, немедленно. Он сделал несколько шагов вперед и выглянул из-под темного свода на тусклый уличный свет. Никого из оборванцев не было видно. Через дорогу, на той стороне улицы стояли какие-то уличные торговцы. Юноша шагнул обратно в тень, прикрыл глаза и стал ждать. Неподалеку послышались шаги. Беглец застыл на месте и постоял так, зажмурившись. Считал про себя, стараясь попадать в секунды: «Раз, одна тысяча, два одна тысяча…» Слышал когда-то давно, что именно так можно точно отмерить одну секунду. От отца конечно же, от человека очень точного. Снова вспомнился отец, удар в лицо… «Три, одна тысяча, четыре, одна тысяча…» Калеб успокоился, открыл глаза и решительно вышел из-под сырой арки на улицу.