Парк соблазнов

Браун Сандра

— А со мной она говорит только о вас, — засмеялась Хейли в ответ.

— Нет, только не это! — застонал Скотт. — Неужели она рассказывала тебе о моих вредных привычках?

— Каких, например?

— Например, о том, как я ругаюсь во время занятий гольфом.

— И сколько раз вы с Фейт играли в гольф?

Тайлер затормозил, и машина остановилась на подъездной дорожке у дома Хейли. Он взглянул на нее и усмехнулся:

— Понимаю, к чему ты клонишь. Нет, об этой моей привычке она ничего не знает. Может, мне удастся скрыть от нее и остальные.

— Какие еще

остальные?

— Нет-нет, я раскрываю перед другими только по одной своей вредной привычке за раз.

В машине раздался дружный смех, но он был прерван раскатом грома и ярким сиянием молнии. В следующий момент по кузову стали колотить тяжелые дождевые капли.

— Ого! — присвистнул Тайлер. — Вот чем обернулись сегодняшние жара и духота.

— Да, — выдохнула Хейли. Внезапно атмосфера внутри машины показалась ей такой же наэлектризованной, как и снаружи. Воздух сгустился, и им было трудно дышать от периодически возникавших в небе вспышек. Темень, наступавшая после них, казалась еще более непроглядной, и даже самый тихий звук после громовых раскатов казался оглушительным.

Сердце Хейли гулко билось от близости мужчины, сидевшего в нескольких сантиметрах от нее, и он испытывал то же самое. Их обоих словно укутала какая-то невидимая пелена.

— Спасибо за чудесный вечер, — коротко проговорила Хейли и потянулась к дверной ручке, однако Тайлер сдержал Хейли, взяв ее за локоть.

— Еще не было такого случая, чтобы я не проводил женщину до дверей ее дома, мисс Эштон. Да еще во время грозы. Оставайтесь, пожалуйста, на месте.

Прежде чем Хейли успела оценить обстановку и выработать план обороны, Скотт уже вышел из машины и, обойдя ее, открыл правую дверцу. Почувствовав мужскую руку на плече, Хейли нырнула в дождь и побежала под спасительный навес над крыльцом.

— Мой ключ… — пробормотала она, копаясь в сумочке дрожащими пальцами и судорожно пытаясь найти ключ от дома. Когда ей это наконец удалось, она повернулась к Тайлеру и сказала:

— Спокойной ночи.

Однако о том, чтобы скрыться за спасительной дверью, можно было только мечтать. Прежде чем Хейли успела всунуть ключ в замочную скважину, Тайлер прижал ее к стене, взяв в ладони ее лицо, и отрезал все пути к отступлению.

Дыхание ее было прерывистым, однако она попыталась говорить как можно более убедительно:

— Мистер Скотт, мы с вами уже проходили это сегодня, и мне изрядно надоело. Я сказала вам тогда и повторяю сейчас…

— Тихо.

Положив конец всем дальнейшим возражениям, Скотт потянулся к ее губам. В офисе и весь вечер он ограничивал себя, но сейчас — перестал. Он больше не выказывал ни малейшего колебания и действовал нетерпеливо. Противиться ему было немыслимо.

Его язык раздвинул губы Хейли, и она более не могла оставаться пассивной. Каждая клеточка ее тела возродилась к жизни. Она испытывала странное, незнакомое доселе чувство, ощущая лежащие на ее руках мужские ладони. Они начали ласкать ее плечи, а затем снова поднялись к лицу Хейли.

— Расслабься, Хейли, не будь такой зажатой.

Хейли не умела играть в эту игру, но отчаянно хотела научиться. Уступая натиску Тайлера,

она приняла в себя жар, исходивший из его рта. Язык Скотта подобно факелу жег ее десны. Мужчина глухо застонал, словно вторя ворчанию грома над склонами холма. Он отвлекся от губ Хейли только на секунду и только для того, чтобы поцеловать нежную кожу пониже мочки ее уха. Тайлер вынул из прически Хейли гребни, и ее волосы рассыпались по его рукам.

— Хейли, Хейли… — жарко шептал он. — Ты все еще воспринимаешь себя гадким утенком, неуклюжей и тощей девочкой-подростком со скобками на зубах. Неужели ты не понимаешь собственной красоты?

— Тайлер… Мистер Скотт…

— Тайлер.

— Пожалуйста, Тайлер.'.. Я не хочу.

— Хочешь.

Да, она этого хотела. Он целовал ее плечи, а Хейли чувствовала, как одновременно с мышцами слабеет ее воля. Чтобы обрести устойчивость, она обняла его за шею. Наконец-то Хейли смогла осуществить то, что ей хотелось. Ее пальцы пробежали по темным волосам, что курчавились на его груди, и серебряным прядям на его висках.

Хейли не помнила, в какой момент он спустил с ее плеч тонкие бретельки, но ей никогда не забыть, как его пальцы стали нежно гладить разгоряченную кожу на ее груди.

— Я был уверен, что почувствую именно это. Теплый бархат. Если бы мечты были явью, я бы любил тебя уже сотни раз, Хейли. Я любил бы тебя всеми способами, какими мужчина может любить женщину, и изобрел бы еще десяток новых.

У Хейли от счастья кружилась голова, и в то же время ей становилось не по себе. А вдруг он говорит то же самое любой женщине, которой желает овладеть? И слова эти уже затерты от частого употребления? А завтра уже забудет, что говорил ей? Сейчас они звучали немного безумно и заставляли ее трепетать. Неужели все это предназначено только для нее, Хейли Эштон, которая до сегодняшнего дня являлась для мужчин приятной собеседницей, знающей сотрудницей, но любовницей — никогда!

Исследовав плечо Хейли, губы Тайлера вернулись к ее губам и нетерпеливо впились в них. Женщина, тосковавшая по мужской ласке, неистово отвечала на его поцелуи. Скотт снял руки Хейли со своей шеи и опустил их себе на талию, и она без тени смущения обвила его руками, желая ощутить бугристые сплетения мускулов, которые до сего момента имела возможность ощупывать только глазами. Теперь этим с жадностью занялись ее пальцы. От омытого дождем лица Тайлера исходил слабый аромат дорогого одеколона и, смешиваясь с его собственным запахом, пьянил женщину.

— Хейли!

— Да?..

Он поднял ее руку к своему лицу и с любовью поцеловал мягкую ладонь.

— Тайлер… — выдохнула она, ощутив жаркое прикосновение его языка.

— Хейли, я хочу, чтобы мы прикасались друг к другу.

Поначалу до нее не дошел смысл этих слов, но затем Скотт просунул ее ладонь между пуговиц своей рубашки и прижал к своей теплой, поросшей мягкими волосами груди. От этого ощущения она потеряла контроль над собой и уже не помнила, как он расстегнул первые пуговицы ее платья и пробежал пальцами по ложбинке на ее груди. Когда Хейли осознала смысл происходящего, сопротивляться было поздно.