Парламент Её Величества
Шрифт:
Из желающих вписать своих чадушек в новый гвардейский полк можно еще два полка создать… Но Бобылев посылал всех далеко и незамысловато. Помнил бывший капрал, чего стоит офицер, не нюхавший пороха. Хрен вам, а не синекура!
Четыре баталиона – четыре майора. Ну, на худой конец, четыре капитана. В каждом баталионе по четыре роты. У Бобылева, как его не учили, с арифметикой было неважно, но умножить четыре на четыре он мог. Стало быть, шестнадцать. Если не поручиков, так хоть прапорщиков! Получается – нужно четыре штаб-офицера и шестнадцать обер-офицеров. А ведь у каждого ротного командира есть еще и помощники – эка, убьют. И на баталион одного командира не поставишь. Твою мать, где людей-то набрать? Прикинув, что к чему, решил делать полк не на четыре, а лишь
Государыня предложила набирать в начальство остзейских немцев. В той же Курляндии болтается немало безземельных дворян, желавших пойти на службу. Токмо не або куда, а в гвардию. Многие уже успели послужить – кто в Польше, а кто и в Пруссии. Раньше-то на всех немцев офицерских вакаций в лейб-гвардейских полках не хватало, а нонеча можно. Бобылеву стоило немалых трудов переубедить государыню, что русские будут служить не хуже, а не в пример лучше.
Нельзя сказать, что Андрей Бобылев совсем уж плохо относился к немцам. Среди них попадались неплохие люди. Взять того же Ласси, генерал-поручика. Сам умница и генерал отважный, хоть и немец (ну, пусть ирландец, кой хрен разница?)! Как он шведа в Финляндии гонял! Да и против градоначальника Санкт-Петербурга, генерал-аншефа Миниха Бобылев ничего не имел. Вон, Петропавловскую крепость отгрохал и Кронштадт укрепил так, что ни одна зараза с моря не подкрадется! А какой фейерверк устроил в Санкт-Петербурге, в честь присяги государыне? Аннушка, прослышав об огненных баталиях, этим фейерверком две недели грезила, пока Миних не догадался (а попробовал бы не догадаться!) в Москву приехать и огненные потехи лично для государыни устроить!
Генералы-немцы, куда от них денешься? Ежели всех выгнать, без генералов можно остаться. Со временем – да – будут у нас только русские… Но чтобы из русских людей генералы выходили, надобно их вначале в младших офицерах погонять, а не брать иноземцев. Стало быть, командирами рот и баталионов нужно ставить русских! Куда годится прапор, не понимающий, о чем говорят его солдаты, и не умеющий объяснить, что надо делать?! Немцы, в большинстве своем, по-русски даже лаяться не умели. У немцев-то какие ругательства? Это ругань разве – швайн, да русиш швайн, да ферфлюхт русиш? То ли дело у нас: как скажет фельдфебель или ротный командир – через ляцкую мать твою в пень-колоду да в триединую звездопроушину, во всех китов ионовых с пескарями и подмастерьями! Любой из немцев по-русски заговорит, коли такие слова выучит…
Из Преображенского и Семеновского полков людей переманивать нельзя. Да и не хотелось Андрею ругаться с полковым начальством. Уступят, конечно же, куда денутся, но злобу затаят. Как бы то ни было, но Преображенским полком командовал Семен Андреевич Салтыков, царский родственник. Командиром Семеновского недавно назначили генерал-лейтенанта Ушакова. Андрей Иванович Ушаков, хоть и не царский родственник, но ссориться с ним не хотелось. Тайная канцелярия хотя и была упразднена, но ее вполне могли восстановить. А коли Ушакова вернут на должность начальника (а вернут!), то пакости он может сделать даже царскому фавориту. А Фортуна – она баба капризная. Вон как с Александром Данилычем. Вчера Россией правил, а сегодня в ссылку отправился…
Пришлось новоявленному полковнику ехать в Санкт-Петербург, отбирать из гарнизонных и армейских полков офицеров. Но и там пришлось изрядно поматериться. Командиры хоть и стремились на словах выполнить волю государыни, но в гвардию норовили отдать самых никудышных – «вечных» прапорщиков и поручиков, из числа горьких пьяниц и картежников и унтеров, коим вскорости пора в богадельню. «Отделять злаки от плевел» Андрею Бобылеву помогал опыт все той же капральской службы. Если у господина прапорщика (поручика) морда помята, давно небрита, а коли еще и руки дрожат – такого лучше не брать. А вот от стариков сержантов Андрей не отказывался. Коли руки-ноги на месте, башка соображает, так он еще годик-другой послужит. Зато – успеет обучить немало молодых солдат и сменщика себе подготовить успеет.
А в Новгород
44
Лекарский ученик, в переводе на современный язык – фельдшер.
Возможно, генерал был готов к тому, что царский фаворит заберет у него все что захочет, но Бобылев не стал наглеть. Все-таки у Миниха под рукой целый город. Как же оставить город без лекарей? Опять-таки, генерал подсказал, что в Новгороде, в гарнизонном полку, есть аж два лекарских ученика. Оный полк Миниху почему-то не подчинялся, а иначе градоправитель Петербурга и генерал-губернатор Ингерманландии давным-давно бы их себе забрал… В Новгороде царскому фавориту не шибко обрадовались, но одного лекарского ученика уступили. Правда, взамен пришлось взять в Измайловский полк племянника полкового командира, шестнадцатилетнего оболтуса… Ну, шестнадцать лет – это не годовалый младенец. Бобылев определил его сразу в капралы, решив, что, если что-то не так, спихнет к семеновцам…
Занятый собственными мыслями, Андрей свернул на просеку и едва не наткнулся на выставленный штык часового…
– Куда прешь?! – рявкнул караульный преображенец, но, разглядев, кто перед ним, вытянулся в струнку, сделав ружьем на караул: – Виноват, ваше превосходительство, не рассмотрел!
Бобылев, останавливая коня, глянул через плечо – кого это величают генеральским чином, – но сообразил, что его. Уже месяца три, как носит чин полковника гвардии, а еще не привык. По его собственному разумению, ему бы и капитана хватило.
– Здорово, Митька, – поприветствовал он гвардейца, признав в том бывшего сослуживца. – Че ты меня, как чужого? Сказал бы просто – здравствуй, Андрюха!
– Да хрен тебя знает, господин полковник гвардии, – усмехнулся тот. – Скажешь: здорово, Андрюха, – так и в Сибирь загремишь. А я уже там бывал. Да и раньше вроде бы ты в офицерских квартирах жил, а не в казарме. И Андрюхой я тебя отродясь не звал!
– Да ладно, это я так, – смутился Бобылев непонятно чему.
Гвардеец Митька был из рода столбовых дворян Белоликовых, сосланных по приказу Петра в Сибирь. Никто уже толком не помнил, за что сослали их род, – не то за участие в заговоре царевны Софьи, не то за неудачу в Азовском походе. После смерти государя Петра Алексеевича Белоликовых вернули из ссылки, но вот вернуть им конфискованные деревни забыли. Да и кто бы вернул, коли деревни отошли самому Александру Данилычу, а после его опалы перешли в руки Долгоруковых? Обещали, что дадут что-нить на проживание, но недосуг. То Екатерина помрет, то Петр Второй. Сам глава рода с женой мыкались приживалами у родственников, а Митька подался в преображенцы. И хотя по происхождению он превосходил многих, но выше сержанта парню хода не было – ни денег, ни протекции. Да и сержанта еще выслужить надо.
В свою преображенскую бытность Бобылев, не то чтобы дружил или приятельствовал с Митькой (он все-таки дважды был в начальствующих чинах и даже в разжалованном состоянии воспринимался не как капрал, а как проштрафившийся офицер), но о дворянском происхождении рядового знал. Все-таки служили в одной роте. Впрочем, среди рядовых гвардейцев не один Митька был из дворян. У дворян, дослужившихся до сержантского или хотя бы капральского чина, было преимущество при зачислении в офицеры. Не все родители могли своего сыночка с младенчества в гвардию записывать – кому-то приходилось исполнять указ государя не только по букве, но и по сути.