Парни из Островецких лесов
Шрифт:
Юрек узнал голос. Танюша, веселая, с пухленькими щечками связная Донцова, остановилась как вкопанная. Жестом нечеловеческого отчаяния и безграничного удивления схватилась двумя руками за голову, глядя широко раскрытыми глазами на странный мир, вспыхнувший вдруг тысячами разноцветных огней.
— Танюша!
Подбежавший Василь сильным плечом смягчил падение девичьего тела.
— Вперед! — раздался голос Донцова.
— Вперед! — повторил Горец. Глаза его сверкают. С раздувшимися ноздрями, плотно сжатыми губами, он бежит, и остановить его невозможно.
— Гранит! Гранит!
Голос Горца потонул в непрерывном грохоте.
— Сынок! — подтолкнул Василь Юрека, который вдруг остановился на месте, как парализованный. — Вперед, вперед, сынок!
Впереди бежал Донцов. Он вдруг свернул в сторону, и Юрек увидел, как его фигура исчезла в облаке дыма и пыли.
— Мины! Мины! — закричал кто-то отчаянным голосом.
Яркий свет немецкой ракеты снова приковал их к земле. На них обрушился новый шквал огня. Впереди едва маячит изогнутая линия переднего края немецкой обороны.
И снова зеленая ракета подняла их с земли. Вереск добежал до траншеи одним из первых. Из-под надвинутой на лоб каски на него смотрят испуганные глаза немца. Вереск бьет его по голове прикладом автомата и спрыгивает вниз. Остальные немцы бросаются наутек. Он посылает им вслед две короткие очереди, третья вдруг обрывается. Вереск медленно выпускает из рук автомат и валится на дно траншеи.
Юрек ворвался в окоп сразу же за Горцем и Василем, споткнулся об убитого немца, оперся о стену рва. Василь тяжело, с трудом дышал.
— Ну, почти дома, — улыбнулся он Юреку.
От свободы их отделяло менее двухсот метров. За их спиной без устали строчили пулеметы. Через поле смерти шли новые и новые цепи партизан.
Юрек сделал несколько шагов вперед. Взглянул на изгиб траншеи, и глаза его засветились.
— Василь! Гармошка!
Нагнулся. В эту минуту над его головой просвистела пуля. Радуясь находке, поднял гармошку. — Василь! Гар…
Василь стоял с той же улыбкой, застывшей на приветливом,
Юрек бросил гармонь. Она издала короткий звук.
— Гранит! — громко крикнул Горец, сложив рупором ладони. — Гранит! — повторил он еще раз.
Эхо докатилось до противоположной стороны. На востоке уже светало. Вскоре до их ушей донесся далекий голос.
— Пар-ти-за-ны! Сю-да!.. — кричали по-русски.
Они находились на небольшом пригорке. Достаточно было сбежать вниз, чтобы достичь советских траншей.
— Ребята! — обратился к ним охрипшим голосом Горец. — Пошли!
Он уперся ногой в край окопа и выпрыгнул.
Остальные выскочили вслед за ним. Глаза их, не отрываясь, смотрели на темнеющую впереди неровную линию на земле. Сзади захлопали выстрелы винтовок. Несколько пуль просвистело рядом с ними.
Окопы русских все ближе. Еще пятьдесят, еще сорок метров. Мы будем жить! Будем!
— Гранит!
— Гранит!
Из окопов им что-то кричат. Но они не слышат. В ушах свистят ветер и пули. Не важно, что им кричат. Главное, что они уже близко. Еще несколько шагов. За спиной разрывается граната. Поднятая взрывом земля обдает шею пылью.
Юрек оступается прямо перед траншеей. Падает в окоп. Смотрит вокруг отсутствующим взглядом.
Здесь уже Горец. Он тяжело дышит, но глаза его сверкают.
«Я-то пройду», — говорил он. И прошел.
Юрек весь дрожит. Он прячет мокрое от пота лицо в чьей-то серой шинели, сердце его готово выскочить от радости, он с трудом проглатывает слюну. Кто-то прижимает его голову к своей груди. Металлические пуговицы охлаждают разгоряченный лоб. Он поднимает глаза. Видит чужое, но дорогое ему лицо. Это сильный, очень сильный человек. Он легко поддерживает слабеющее тело паренька, что-то говорит ему, но Юрек не понимает. В голове еще звучит грохот боя, перед глазами, как в калейдоскопе, пробегают десятки картин.
— Здзих… я дошел, — прошептал он. И рухнул на землю.