— Парня заказывали? — Нет, я заказывала пиццу!
Шрифт:
Спасибо Вам) Безмерно полюбила людей, которые не бросали меня, которые постоянно оставляли мне отзывы, несмотря ни на что))
(И вообще я планировала миди, но так вышло, что снова макси XD каюсь)
====== ‘ Addition ‘ «Сложности написания хорошей книги, или больше эротики!» ======
Комментарий к ' Addition ' «Сложности написания хорошей книги, или больше эротики!» Моей любимой Sofi Bridgerton (в честь двух лет с которой я написала этот небольшой драббл).
(Автор немного тут поменял свой канон, но думаю, это можно простить).
Представим,
Этот драббл не стоит рассматривать, как продолжение “Пиццы”, конечно же.
Жизнь — череда чёрных и белых полос.
Я думаю о пианино. А затем думаю о том, как обязательно старым пианино ударяю этого мужчину по голове.
— Продажи не идут даже на Амазон. Мне жаль.
Крах книги — однозначно крах книги. Нет, у меня были ещё какие-то надежды долгое время, но потом что-то нет. Потому что в моих кругах книга не зашла, простому люду и подавно. А вообще я рассчитывал на большую реакцию. Я как бы на исследования столько времени потратил!
Я собираюсь, делаю глубокие вдохи и выдохи. Что за психолог такой, который не может успокоить себя.
— Спасибо за помощь, — встаю я с кресла, пожимаю мужчине руку. Ухожу, на улице дождь.
Как в сериале, мне нравится! Где грустная музыка?
А вот я прохожу мимо уличного скрипача. Всё, готово. Я уже настроен, делаю страдальческий вид. Промокший, неудавшийся, непризнанный талант, автор великого научного труда!
Я не удерживаюсь от смешков.
Когда я прихожу домой, Елена спокойно сидит за ноутбуком. Вечная картина — строчит. Хоть не любовнику письма — и то хорошо (я, кстати, проверял, да).
— Ты чего такой? — замечает она, когда я прямо в пальто захожу в спальню, и вода капает на пол.
— Да вот снова теку! — взмахиваю я рукой. — Как тебя увидел — тут уж не удержаться.
Рефлекс собаки Павлова.
Елена смеётся.
— А если серьёзно? Продажи на интернет-сайтах тоже не пошли? Ты же ходил сейчас по этому поводу.
Я прокашливаюсь. Вот человек, который меня выслушает. Потому что блин (этому слову-паразиту я обязан моей любимой Елене) я выслушиваю её жалобы несколько раз на день, и это совершенно нормальное явление. Моя работа такая.
— Ихь бин дорт гекоммен, абер шлаффен, лафен, гиэн, зингэн. Ди Катзе, дэр хунд унд нах верлаг. Унд уберлиген абер шварце швайн ист рихтиг. Ихь хайс Либен, — я говорю с таким выражением, что Елена съёживается.
— Это сейчас был мат на каком-то языке? — произносит она нерешительно.
— Нет, — отвечаю я с серьёзным лицом. — Это просто немецкий. Жизнь — поэма, делится она так просто на немногие поля. И с улыбкой либо тоскливой моськой мы идём по ней сперва. И сегодня я как такса ждал у входа, торопясь. А затем — меня как шавку удавили, не трудясь. Дома я, совсем убитый. И желаю одного… А дальше я ещё не придумал.
Елена подложила руку под голову.
—
— Ну… на немецком вообще-то был набор слов. «Я пошёл туда, но спать, смеяться, идти, петь», — пытаюсь я вспомнить, что всё-таки сказал. — «Кошка, собака и в издательство. И класть, но чёрная свинья важна. Меня зовут жизнь».
— Знаешь, — через смех Елена хочет сказать, но ей требуется время. — «И класть, но чёрная свинья важна» — это очень много говорит мне, да.
— А вот дальше «стихотворение» — это уже творческий порыв!
— Можно я и дальше буду ржать над тобой? Спасибо! «А затем — меня как шавку удавили, не трудясь». Я под стол, Стефан, я под стол! — она и вправду чуть под него не залезает, когда соскальзывает с компьютерного стула.
— Как в прошлый раз, да? — вспоминаю я, улыбаюсь. Тогда там были люди, но теперь-то мы одни!
Елена всё ещё улыбается, когда поворачивается, вытягивает руки. Она почти показывает мне неприличные жесты пальцами, но тут же отдёргивает себя.
— Я согласен на обмен, дорогая, — протягиваю я руку.
— За «дорогую» лишишься возможности иметь детей и просто спариваться, ты меня знаешь, — наконец перестаёт Елена смеяться и нормально
садится.
— Интересно, почему я всё ещё полностью целый…
— Я, как ведьма из сказки, откармливаю тебя на торжество.
— Надеюсь, на торжество голодных писателей, — усмехаюсь я, и тут же она прожигает меня взглядом. — Спокойно!
— Я вижу, ты расстроен, — смягчается Елена. — Давай посмотрим, чем твоя книга так плоха, — она потёрла ручки от предвкушения. Чую, это добром не кончится.
— Ты обещала не читать! — кричу я, но поздно. Елена уже ищет в ноутбуке мою папку. И успешно находит.
— Так-так, пароль, я думаю, тот же. Ты не изменился. Но было дурацким поступком копировать свои файлы ко мне ради «безопасности», — хихикает она, всё же открывая. Я дохожу до неё и смотрю в экран.
Елена берётся читать не с начала. И это очень зря.
— «Объект номер десять подаёт надежды. Рефлексы ярко выражены, чувственность не страдает». Как у животных, честное слово. «Рефлексы ярко выражены», ты серьёзно?
— Вот я бы и не сказал, что-то там сильно отличается... — начинаю я бурчать, как тут же Елена меня затыкает.
— Слышь, кролик, молчал бы. И это всё? Погоди, — мотает она вниз, но дальше уже другой пункт. — А где эротика?
— Где что? — переспрашиваю я, чуть наклонившись к Елене.
— Эротика, Василевски. Что-то вроде: «в тот день она была подозрительно тихой сначала. Но это потому что предвкушала вкус меня. Она слегка закусывала свою губку, совсем алую из-за помады, и этот знак я распознавал совершенно верно. Она крутила ручку между двух пальцев, поглаживала её, думая, что я не видел. Вечером мы остались одни, тогда и сомнения развеялись. У неё в глазах появилась решимость, а я почувствовал совсем лёгкое оживление в своих штанах…».