Пародии

Жигунов Виктор Васильевич

Течение

Жизнь течёт. То лёг, а то проснулся

Пишешь, любишь. Голоден и сыт.

Чуть забылся, только отвернулся — года нет!

Работают часы.

Владимир СОЛОУХИН

Родился — и с тех пор живу всё время. И надо бы прерваться на учёт. Но, может, вздорны эти подозренья: что жизнь — сказать-то совестно! — течёт. Я строгим взглядом в ходики уткнулся. А стрелки притворились, что стоят. Едва забылся, только отвернулся — и убежали. Сложный аппарат. А

что есть жизнь? Скажу подробней малость. Ну, это… ешь и спишь… У всех одно, но я ещё пишу (вы догадались?) да вот голодным не бывал давно. Когда заснёшь, она течёт быстрее, когда наешься, как-то легче жить… Вот погодите, эта мысль созреет — смогу ещё подробней изложить.

Лежал в тарелке подзатыльник

Твой поцелуй —

Не угощенье

И не похмелье

Натощак.

Владимир ХАРИТОНОВ

Я против ужинов обильных, но тут уж вынести не смог: лежал в тарелке подзатыльник и по-домашнему пинок. Ведь мало этого мужчине! Ну ладно. Всё во мне кипит. И я сказал жене: «Отныне кормить нас будет общепит. В столовой выбор блюд прекрасен. Щелчки в сметане — это мне, а также выговор в приказе и отбивная по спине. Тебе же — фирменная взбучка. Обоим — крепкий нагоняй…» Смотрю, жена темнеет будто. Подходит. Э, не надо… Ай! Отбиться не хватило духу, от голода не стало сил… И долго, съевши оплеуху, я зуботычину курил.

Очень серенький козлик

Овца у высоких ворот

На страже капусты стояла.

Пустила Козла в огород,

И… вскоре капусты не стало.

Василий СТЕПАНОВ

Уходят века и моменты. Стал редок в тайге крокодил. Я помню из древней легенды, что козлик у бабушки жил. Слеза, не блесни и не брызни! Он умер. Но буду суров, хотя ни в сказаньях, ни в жизни с тех пор не встречаю козлов. Я понял: идёт вымиранье… И в неувядаемый стих вложить я обязан морально всё то, что запомнил о них. И вот что поведаю свету, когда просижу до зари: что ели они… ну, вот эту…. ну как… с кочерыжкой внутри. За это овечкой цепною растерзаны сотни козлят (недаром и брынзу… не помню, овечки дают иль едят?) Слезами я всё-таки брызну. Я памятник делал, но вот я вижу: ни мрамор, ни брынзу творенье не переживёт.

Любовь и автоматизация

Покажите душу свою,

как показываете пропуск на заводе.

…нас вовек не заразят

автоматической любовью!

Пётр ВЕГИН

Я знаю человека. Для науки он безусловно ценный экземпляр: стальная воля, золотые руки, чугунный лоб и бронзовый загар. Он подошёл ко мне:

«Такое дело… Вот ты писатель, инженер души. А у меня любовь перегорела. Разбито сердце. Как же быть? Реши». Всё ясно: потерял сопротивленье, (в виду имею радиодеталь). А коленвал? Ну точно, скрип в колене. И на лице оттиснута печаль. «Нам не узнать бы друг о друге правды, — я начинаю вкручивать мозги, — но в книжке трудовой стоят награды и по служебной лестнице шаги. У нас образование — в дипломе. Что значит ум, когда бумажки нет? И что такое мы с тобою, кроме того, что отражает документ? Ты честен? Глянем в проездном билете. Ты бережлив? Сберкнижку предъяви. А что любовь… Она в какой анкете? Ведь ни в какой. Так не было любви! Твердят: душа. А как с тарифной ставкой? На душу выдан пропуск, профбилет? Любой из нас — лишь механизм со справкой. А ты страдаешь… Оснований нет». Ещё добавить я хотел, раздобрясь, что сны хранятся в пачке «Люминал», в бутылке — храбрость, в кофеварке — бодрость… Но занят был, поршня себе менял.

Диссертация

…от чувства рождаются дети,

а от эрудиции нет.

Кирилл КОВАЛЬДЖИ

Вот он и она. Отчего-то не смог он жениться на ней. Итог — ни в какие ворота: есть чувство, но нету детей. А эта вот плачется: «Каюсь, меня поразил он умом». Дала эрудиция казус: ребёнок родился потом. А вон пожилые супруги — любовь год от года слабей… «И что мы нашли-то друг в друге?» Нет чувства, но много детей. Короче, по этим причудам Большая работа нужна. Вопрос эрудиции с чувством ещё не исчерпан до дна…

Рискованные эксперименты

Где-то — кукуют кукушки.

Рядом — плывут облака.

Вот я на самой макушке,

Выше макушки — рука.

Василий КАЗАНЦЕВ

В рифмах иссякну — в науку новые факты внесу. В форточку высунул руку — люди столпились внизу. Стало обидно вначале: как же фортуна слепа! Книгу напишешь — молчанье. Фигу покажешь — толпа. После почувствовал: мокро… Море возможностей тут! Что ни покажешь — посмотрят. Что ни напишешь — прочтут. А ведь сомненье торопит: кончился мыслей запас… Ставлю за опытом опыт (очень рискую подчас). Смотрят и смотрят под крышу. Нет, не расстанусь с пером! Жалко, никак не расслышу, что произносят потом.