Пароль больше не нужен. Записки нелегала
Шрифт:
Я включил второй вариант. Какой Иван Кирьянович? Какой немецкий плен? Все мои документы о военной службе находятся в моем личном деле в военном комиссариате и напраслину на меня возводить не надо. А Кирьяновича своего проверьте на предмет нахождения его в своем или еще в чем-то уме.
После этого заявления у начальника спецотдела радости сразу поубавилось.
– Извините, – говорит, – Иван Петрович, но вам сегодня же нужно явиться в районное отделение ОГПУ. Вот повесточка.
Поглядел я на повестку. Все честь по чести. Пропуск в рай. Если без воронка обходятся, то либо улик совсем мало, либо
Зашел домой, предупредил Катю и отправился в ОГПУ. В то время названия органов безопасности менялись одно за другим как в России в годы перестройки. Чтобы тебе было более понятно, то ОГПУ это все равно, что ВЧК-НКВД-МВД и КГБ вместе взятые.
Катя заплакала. Знали мы, чем заканчивались такие вызовы. Но идти надо. Бросишься в бега, завалишь все дело.
Пришел я в отделение ОГПУ. Органы безопасности сильно высоко себя ставили. Главным у них был генеральный комиссар безопасности, а сотрудники носили армейские знаки различия и звания у них были на два чина выше, чем в армии. Сержант госбезопасности носил знаки различия лейтенанта. Специально так делалось, чтобы любого военного унизить. Ты капитан, а в органах безопасности даже сержант выше тебя, лапотника.
Моим делом занимался сержант госбезопасности, лет двадцати пяти, вежливый такой. Расспросил, кто я, где работаю, где родился, где крестился. А сам все в протокол данные заносит. Вообще-то мог бы и сказать, кто я – обвиняемый или свидетель?
Но ты же знаешь наши органы – для них все подозреваемые. Я ему все точно по легенде и отвечаю.
А он мне вопросик:
– В каком немецком лагере военнопленных и с какое по какое время вы были?
– А не был я в плену, – отвечаю твердо.
– Точно не были? – снова задают мне вопрос.
– Не был, – точно так же отвечаю я.
– А с Иваном Кирьяновичем где познакомились? – спрашивает сержант.
– С каким Иваном Кирьяновичем? – отвечаю вопросом на вопрос. – Не знаю я никакого Ивана Кирьяновича.
– А мы вам сейчас очную ставку устроим и посмотрим, что вы тогда запоете, – говорит мне следователь.
– Устраивайте, если хотите, – говорю, я. – Не знаю я никакого Ивана Кирьяновича.
Приводят в кабинет Кирьяновича. Видно, что руки к нему прикладывали, но били аккуратно, только в уголке рта ссадина. Хорошо приложили однолагерника.
Спрашивают Кирьяновича:
– Знаете ли вы человека, который сидит напротив вас?
– Нет, – отвечает Кирьянович. – Я Сеньке, напарнику моему, только обмолвился, что вот, мол, инженер наш похож на парнишку, с которым я вместе в лагере был и который очень ловко из лагеря сбег. Потом-то я пригляделся и чувствую, что обознался. Тот-то был парнишка лет шестнадцати, а товарищ инженер человек представительный и в 1917 году не пацаном был. Поэтому и товарища инженера я впервые на заводе увидел и никогда с ним раньше не встречался.
Подписал я два протокола, и отпустили меня. А Кирьяновича я с тех пор не видел и ни разу о нем не слышал. Сгинул, видать. Меня не выдал, не стал за собой в тюрьму-лагерь тащить, раз я никому не сказал, что вместе с ним в лагере был, но агента энкавэдешного, Сеньку, сдал.
Я потом, между словом, одному старому рабочему ненароком шепнул, что это Сенька Кирьяновича сдал.
Не должен я был этого делать,
Подготовка к новому месту и роду работы предполагает обладание и определенными знаниями предмета деятельности. Танковая отрасль в то время считалась сравнительно новой. Технических разработок по этому вопросу было много. Первый проект русского танка был предложен в 1911 году русским конструктором Менделеевым – сыном известного химика Дмитрия Менделеева, открывшего периодическую таблицу химических элементов.
В 1914 году русский конструктор Пороховщиков разработал, а в 1915 году построил первый русский танк «Вездеход».
Англия впервые применила танки в военных действиях в 1916 году. Неуязвимые железные чудовища, окутанные сизым дымом, изрыгающие огонь из жерл пушек, наделали немало паники среди обороняющихся немецких частей. Постепенно испуг прошел, и с танками начали бороться, создавая заграждения на их пути, расстреливая прямой наводкой из орудий, забрасывая гусеницы гранатами и лишая танки подвижности.
В Россию танки попали в 1919 году вместе с войсками Антанты, выступившей против Советской власти. Под Одессой Красной Армией была захвачена партия французских легких танков «Рено», которые послужили образцом для изготовления первых советских танков.
Поручение на строительство танков было дано Сормовскому паровозостроительному заводу «Красное Сормово» в Нижнем Новгороде. У нас в России танки делают либо паровозники, либо вагоностроители. В августе 1920 года был построен первый советский танк. Так как танков было очень мало, всего пятнадцать единиц, то каждый танк имел собственное имя.
Первый был назван громко – «Борец за свободу тов. Ленин». Весил танк семь тонн. Экипаж два человека: водитель и командир-наводчик орудия. 37-мм пушка. Скорость танка восемь с половиной километров в час. Лобовая броня – 16 мм, бортовая – 8 мм, башня – 22 мм. По нашим нынешним понятиям, танк был изготовлен из бумаги и не пробивался только пистолетными пулями. Надо отметить, что уже тогда на новые танки ставились российские карбюраторные двигатели завода АМО мощностью 34 л. с. Запас хода танков по шоссе составлял 60 км. Тактико-технические данные, прямо сказать, очень скромные.
К тому времени, когда я получил задание внедриться в танковую промышленность, состоялось заседание ЦК ВКП (б), рассмотревшее вопрос «О состоянии обороны СССР». В принятом Постановлении ЦК поставили задачу в короткие сроки добиться создания и внедрения в армию современных типов танков и бронемашин. Так что моя конструкторская разработка и заявление пришлись ко времени. Тогда обо всех интересных предложениях докладывали прямо наркому тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе. Земляк Сталина, он обладал нравом диким, но был преданным коммунистом и энтузиастом порученного ему дела. Поэтому можно сказать, что своим переводом в танковую отрасль я был обязан непосредственно высшему руководству СССР. А это было нечто вроде охранной грамоты. Так получилось, что вся моя последующая жизнь была связана с укреплением броневого щита СССР.