Пароль — Родина
Шрифт:
Капитан старался смотреть поверх голов встречных людей, так как, по, правде сказать, теперь не замечал в их взглядах должного уважения и покорности. Наоборот, в каждом взгляде ему чудилась недобрая усмешка и даже открытая неприязнь. Да, хорошо было входить в чужой город победителем, но плохо уходить не то побежденным, не то бесцеремонно вышвырнутым. Ничего не поделаешь, приказ!..
Оставляя Перемышль, в который входили войска Красной Армии, капитан фон Бибер торопился. По пешеходному мосту через реку Сан уже прошли на западный берег все немецкие части, находившиеся в городе, и батальон Бибера как бы завершал этот отнюдь не парадный и не очень приятный для гитлеровского командования марш.
Впрочем, то, что Бибер немного задержался и оказался в числе
Уходя из квартиры Кияковского, Бибер благосклонно кивнул головой учителю и его жене, скромно стоявшим у парадной двери, и вышел на улицу, сопровождаемый хмурым денщиком. А через час или два Кияковский обнаружил, что вместе со своим бельем, парадным мундиром, несессером и книгой Адольфа Гитлера «Майн кампф» господин капитан упаковал в чемоданы и фамильные драгоценности семьи Кияковских: массивные золотые часы, несколько брошей с бриллиантами, обручальные кольца и даже старинное колье, которое в молодые годы носила пани Кияковская и теперь берегла в наследство своей дочери.
Тадеуш Кияковский, быстро нахлобучив шляпу, кинулся на розыски своего «благовоспитанного» квартиранта, неоднократно разглагольствовавшего о неполноценности славян и превосходстве нордической расы. Старику повезло: он увидел капитана фон Бибера, шагавшего с гордым, независимым видом по тротуару, и стал вежливо, даже слезно просить вернуть драгоценности. Кияковский то заскакивал вперед, преграждая дорогу офицеру, то семенил сбоку, кланялся и, всхлипывая и задыхаясь, молил:
— Проше пана… Герр капитан… Пожалуйста… Матка боска ченстоховска…
Но господину капитану гитлеровской армии не было дела ни до просьб и слез старого учителя, ни до авторитета ченстоховской божьей матери. Уход из недавно завоеванного Перемышля и приближение большевистской Красной Армии и без того испортили настроение капитана» А тут еще этот глупый старик вертится под ногами, мешает идти и привлекает к себе внимание жителей. Подумаешь, драгоценности… На кой черт они этому поляку!
На какую-то долю минуты выдержка изменила господину фон Биберу. Долго копившееся раздражение прорвалось наружу. Брезгливо поджав губы, он громко крикнул: «Wis!» [1] — хлестнул Кияковского перчатками по лицу. Старик отшатнулся и упал. Капитан прошагал дальше.
1
Прочь! (нем.).
Кияковский медленно, с трудом поднялся и, не отвечая на расспросы окруживших его людей, молча слезящимися глазами глядел вслед Биберу и мял в руках свою старую, испачканную в грязи шляпу.
В это время с заднего грузовика соскочил денщик Бибера Винке и подбежал к Кияковскому, Окружавшие старика прохожие при виде немецкого солдата разбежались. А Винке, этот молчаливый и хмурый Винке, которого в семье учителя боялись и считали грубым, наглым и преданным лакеем своего хозяина, ободряюще похлопал Кияковского по плечу и негромко проговорил:
— Не печальтесь, пан Тадеуш. Капитан фон Бибер — свинья. Пусть он подавится вашим добром! — И вдруг совершенно неожиданно добавил: — Ничего, русские набьют еще морду Гитлеру!.. Ауфвидерзеен. До видзеня!..
Да, да, Винке именно так и сказал. Пан Тадеуш достаточно хорошо знал немецкий язык и понял все; точно и правильно. Но его не столько поразила неожиданная в устах денщика характеристика фон Бибера (свинья!.. Не только свинья, но и подлый вор!..), сколько фраза о русских и о Гитлере. Вот, значит, каков на самом деле этот денщик. Политик! И он тоже, оказывается, понимает, что должен же кто-то, в конце концов, набить морду
Столько достойных поляков попало в тюрьмы! Сколько бессонных ночей провели матери, ожидая возвращения сыновей, тайком ушедших в далекие, неизвестные места! Сколько слез пролили поруганные, обесчещенные девушки, попавшие в руки пьяной солдатни! Но самое страшное — у себя дома, в своей Речи Посполитой, люди боялись разговаривать по-польски и прятали в погреба и в землю национальные флаги.
Здесь, в Перемышле, тоже было не сладко. И все же поляки оставались поляками и не хотели превращаться в быдло, работающее на немецких хозяев.
Исчезновение драгоценностей уже не стало казаться пану Кияковскому непоправимой потерей, и он даже притопнул ногой и пустил вслед гитлеровцам какое-то невнятное ругательство.
Обо всем этом пан Тадеуш, невысокий щуплый старик с большими висячими усами, вскоре сам рассказал советскому офицеру лейтенанту Виктору Карасеву и его однополчанам.
Когда стройный худощавый лейтенант вместе с другими советскими офицерами подошел к группе жителей Перемышля, вновь окруживших Кияковского, они на сей раз не разбежались. Наоборот, все расступились, пропустили офицеров вокруг и стали наперебой рассказывать о том, что немцы не считали поляков, украинцев и евреев за людей, а покидая Перемышль, грабили все, что могли. Будь прокляты фашистские псы, возомнившие себя господами всего мира! Хвала богу, что пришли русские…
Пан Тадеуш, держа Карасева за рукав гимнастерки, коверкая на свой лад русские слова, торопливо рассказывал о фон Бибере, об украденных фамильных драгоценностях, а потом попросил разрешения от имени польских и украинских жителей Перемышля пожать руки панам радзецким офицерам и пожелал, чтобы россияне поскорее скренцили глове [2] Гитлеру и всем биберам.
Старик, собственно, повторил слова, услышанные от денщика Винке, но выразился несколько деликатнее.
Искренне, радушно улыбаясь окружившим его жителям Перемышля, молодой лейтенант в свою очередь пожелал старику Кияковскому здоровья и благополучия. Что же касается Гитлера и всех биберов…
2
Свернули голову (польск.).
Карасев коротко пояснил, что Советский Союз, если на него фашисты не нападут, воевать не собирается. А сюда Красная Армия пришла, чтобы помочь своим кровным братьям — украинцам, а заодно, конечно, и полякам…
И днем и ночью двигались к Перемышлю части Красной Армии. Пехота, кавалерия, танки… Пыль клубилась на дорогах. Она оседала на придорожных деревьях и кустарниках, густо покрывала стволы орудий, броню танков, винтовки, лица и обмундирование бойцов.
Пыль, пыль, пыль… Советские бойцы и командиры наглотались пыли до предела; она превратила их лица в серую маску, сквозь которую просвечивали только глаза, высушила горло, хрустела на зубах и, казалось, проникала во все поры тела. Но это не могло омрачить того приподнятого настроения, в котором все находились последние дни. Все, что сейчас происходило вокруг, радовало, бодрило, вызывало гордость. Все казалось интересным, необыкновенным и захватывало своей стремительностью и новизной. Освободительный поход Красной Армии, пришедшей на земли Западной Украины, чтобы взять под защиту украинское население, брошенное на произвол судьбы бежавшим польским буржуазным правительством! И Виктор — елецкий паренек, недавний слесарь-паровозник, машинист, потом боец войск НКВД, курсант и, наконец, командир Красной Армии — вместе с тысячами таких же простых советских людей — участник этого освободительного похода. Кто знает, может, о делах сегодняшних будут когда-нибудь писать книги.