Пароль: «Тишина над Балтикой»
Шрифт:
Вниз по Волге пошли с речными лоцманами, седоусыми дедами-волжанами, которые как свои пять пальцев знали сложный фарватер норовистой и мощной реки. Утром 24 августа «Прыткий» первым причалил к пристани в Нижнем Новгороде. Тихонов мог спокойно перевести дух: сложная командировка в Кронштадт и переход миноносцев в состав Волжской военной флотилии закончились успешно. Ни одной поломки в пути, ни одной посадки на мель.
5
На пристани моряков встречал Раскольников, день тому назад назначенный командующим флотилии. Рядом в матросском бушлате и длинной узкой юбке стояла прозванная «Валькирией революции» флаг-секретарь
Тихонов доложил о выполнении поставленной задачи и получил приказ построить экипажи на берегу. Когда полторы сотни матросов и командиров, а по-новому «военморов», выстроились в каре, Раскольников вышел в центр и выступил с речью. Он передал благодарность Реввоенсовета всем участникам перехода и кратко обрисовал сложившуюся обстановку:
– Товарищи, наступил очень сложный для Советской власти момент. В июне чехословацкие легионеры, а также вышедшие из подполья белогвардейцы, монархисты, кадеты и примкнувшие к ним эсеры подняли мятеж. Пользуясь внезапностью и силой оружия, враги захватили крупные города на огромном протяжении от Самары до Красноярска. Их подлой целью был захват Среднего Поволжья и Сибири. В довершение всего в начале августа белочехи и белогвардейцы увезли из захваченной Казани золотой запас Советской республики. Мы должны противостоять этой гидре контрреволюции, отрубить ее головы!
Моряки в полной тишине слушали командующего. Раскольников подошел ближе к строю, прошел вдоль первой шеренги, остановился и продолжил выступление, вылившееся в боевой приказ по флотилии:
– Всякого рода халатность, неисполнительность, медлительность выполнения данного поручения, не говоря уже о прямом неповиновении, будут мною жестоко преследоваться. Социалистическая Революция не расправится со своими врагами раньше, чем те, кто стоят под ее знаменами, не проникнутся сознанием твердой, объединяющей всех судовой товарищеской дисциплины. В нашу среду просачивались шкурнические, трусливые элементы, отбросы нашей флотской семьи. История никогда не простит Красному флоту, что главные силы левоэсеровского мятежа состояли из отряда Попова, сформированного из балтийских и черноморских моряков. Пусть же волжские военные моряки воскресят былую славу матросов, как рыцари без страха и упрека!
В заключение краткого митинга Раскольников отдал распоряжение командирам миноносцев вести корабли на Сормовский завод для установки вооружения, привезенного из Петрограда по железной дороге. Тихонова командующий позвал на штабной корабль «Межень», бывшую речную царскую яхту.
Стоящую в дальнем затоне, укрытую от посторонних взглядов двухтрубную трехмачтовую красавицу-яхту с обводами клипера опытный разведчик заметил издалека. Внешний вид корабля впечатлял элегантностью. Острый, готовый резать воду форштевень, ряды круглых иллюминаторов на корпусе, покрытом черной краской, где, как на морских мундирах, блестела позолота резных украшений. Надстройка была выкрашена в белый цвет, но верхи обеих труб для достижения гармонии имели черную окантовку. Тихонов шел и восхищался мастерством сормовских корабелов, построивших яхту, числившуюся в справочнике судов Речного регистра всего лишь «буксиром с железным корпусом». При более внимательном рассмотрении стало понятно, что революция и война медленно, но верно приближают яхту к состоянию буксира: позолота на бушприте и на бортах местами была сколота, а железные борта имели многочисленные вмятины от жестких столкновений с судами или с дебаркадерами.
Внутренние помещения еще хранили придворный лоск: на переборках красовались панели из драгоценных пород
Раскольников привел его в помещение, где собирался для работы штаб флотилии и, судя по всему, прежде размещалась большая столовая царской семьи. На просторном прямоугольном столе лежали топографические карты и речные лоции, справочники, карандаши, линейки, циркули. Соседний стол, размером поменьше, был беспорядочно завален документами. Командующий показал на него пальцем и распорядился:
– Давай, разведка, работай! Чую в этой куче бумаг много интересного про флотилию беляков можно найти. После каждого захвата штабов неприятеля все документы несли сюда. Меня здесь не было, а у Николая Григорьевича Маркина, пока он командовал флотилией, до них руки не доходили, да и желания не имелось. Для Маркина главное: «Машине – полный!», «Орудия – товсь!» – и в лобовую атаку на противника.
– Федор, Николай Григорьевич на «Межени» и не был, – решила восстановить справедливость Рейснер, устроившаяся на одном из обеденных стульев. – Он с канонерки «Ваня» номер пять не сходил.
– Знаю, Лариса, знаю. Рассказывали люди: Маркин на «Ване» впереди, вслед за ним баржа «Сережа» с батареей трехдюймовок, а в кильватере обезлюдевшая «Межень» тащилась. И палили в белый свет, как в копеечку…
– У меня вопрос, товарищи, что же флотилия без разведки воевала? – вставил реплику Тихонов.
– Почему без разведки? Вот Лариса Михайловна в разведку самолично и ходила, – ответил с улыбкой Раскольников и положил на стол вырезку из газеты.
– Я тогда не на флотилии служила, а находилась в должности политкомиссара Пятой армии, и целью разведки было установить местонахождение золотого запаса России, – уточнила Рейснер, закурила папиросу и внимательно посмотрела на Тихонова, который взял в руки вырезку.
В статье некоей Елизаветы Драбкиной в глаза бросились строки, резко отчеркнутые ногтем:
«Впереди на вороном коне скакала женщина в солдатской гимнастерке и широкой клетчатой юбке, синей с голубым. Ловко держась в седле, она смело неслась по вспаханному полю. Это была Лариса Рейснер, начальник армейской разведки. Прелестное лицо всадницы горело от ветра. У нее были светлые глаза, от висков сбегали схваченные на затылке каштановые косы, высокий чистый лоб пересекала суровая морщинка. Ларису Рейснер сопровождали бойцы-мадьяры приданного разведке Интернационального батальона».
– Лихо, Лариса Михайловна, не каждый мужчина так отважен, как вы, – уважительно сказал Тихонов. – Но позвольте мне все-таки заняться организацией разведки в классическом ее виде, раз назначили на такую должность.
Раскольниковы ушли, а он принялся за документы.
Раскладывая их по датам и по темам, Владимир Константинович вспомнил, каким мастером работы с информационными материалами был его начальник Стрельцов, который имел особый талант в формулировке точных выводов из того обилия фактов, которые отыскивал в добытых документах. Он всегда требовал от подчиненных такого же внимательного отношения к любой полученной бумаге, даже когда казалось, что она не имеет прямого отношения к нужной теме. Лишней информации не бывает, повторял он, рано или поздно отложенные на потом факты станут нужным фрагментом к создающейся картине разведывательной обстановки.