Партайгеноссе. Жизнь и смерть Мартина Бормана
Шрифт:
Произошло следующее. Ко времени, когда Йон стал главой службы безопасности, люди, подобные Аденауэру и Гелену, использовали войну в Корее как средство добиться уступок от западных союзников. Чиновник дипломатического представительства США в Бонне Чарльз Тейер описывает типичный случай в своей книге «Неспокойные немцы». Генерал Адольф Хойзингер и генерал Ганс Шпайдель тайно посетили американского дипломата. Они заявили, что если преступники, дожидавшиеся смертной казни в Ландсберге, будут повешены, то о союзе Германии в борьбе против коммунизма не может быть и речи. В Ландсберге содержались главы ликвидационных отрядов СС, и Тейер подчеркивает, что любой суд приговорил бы их к смерти. Но если бы преступление осталось безнаказанным, какая гарантия имелась бы против возрождения варварств? Генералы настаивали, что американцы должны, побуждая в немцах раскаяние,
Вот эти вмешательства и беспокоили Йона. Под таким давлением исполнение приговора откладывалось, и почти все нацистские военные преступники, еще находившиеся в западногерманских тюрьмах и у союзников, оказались на свободе. В этих циничных сделках больше всего тревожило то, что была объявлена амнистия всем немцам, имевшим поддельные удостоверения личности. Это произошло как раз тогда, когда Йон пропал из Берлина. Преступники почувствовали себя в безопасности. Ганс Глобке, составлявший в свое время проекты антиеврейских указов Гитлера, восседал по правую руку канцлера Аденауэра и с ликованием думал, что Йон исчез навсегда.
Аденауэр держал Глобке в качестве важного чиновника до 1963 года, несмотря на все доказательства его военных преступлений. Глобке был комиссаром рейха по защите немецкой крови и достоинства и вел учет ликвидированных евреев.
Старый немецкий уголовный кодекс гласил, что по истечении двадцати лет нельзя преследовать кого-либо за убийство. Но в ООН было принято решение о том, что «статутные ограничения не относятся к военным преступлениям и преступлениям против человечества». В то же время Бонн издал законодательство, включавшее снижение ответственности задорожные аварии. В нем говорилось, что виновные, не руководствовавшиеся преступными мотивами, могут понести меньшее наказание. Это законодательство не привлекало особого интереса, покуда верховный суд не начал применять его в отношении организаторов массовых убийств в военное время. Эсэсовцы, исполнявшие свой долг, обвинялись теперь только в непредумышленном убийстве. Этот выглядевший поначалу невинным раздел в правилах дорожного движения явился результатом трудов двух директоров министерства юстиции — Йозефа Шафхойтле, который создал большую часть репрессивного гитлеровского законодательства, и Вальтера Ремера, который был общественным прокурором в особом нацистском суде в Мюнхене, где он добивался смертных приговоров «для политических преступников», то есть для тех, кто противостоял Гитлеру.
В такой ситуации серьезные преступники чувствовали себя в полной безопасности. Некоторые начали писать мемуары, чтобы доказать свою невиновность, другие возвращались из изгнания со своими толкованиями национал-социалистической философии.
Отто Йон был одним из многих интеллектуалов, которые, казалось, приходят на землю, чтобы обличать несправедливость, и делают это столь непримиримо, что никто не хотел бы оказаться с ними рядом. Он отбыл срок в западногерманской тюрьме, который назначили ему из мести, был интернированным или заключенным в трех других странах. Вроде бы он смирился, но так и не смог хранить молчание. Русские, очевидно, предлагали ему выгодные условия, чтобы он остался, также поступали и восточные немцы.
Он вернулся в свой старый дом в Кельне. Его никто не ждал. Он не стал сторонником ни коммунистов, ни нацистов, и не примкнул к какой-либо религиозной группе. Он сохранял независимость, а это обычно так раздражает окружающих!
Йон уехал из Германии в 1966 году, в то время как граф фон Кильманзегг являлся командующим двадцати трех натовских дивизий, включая британскую армию на Рейне. Этот самый Кильманзегг, служивший штабным офицером в отделе разработки операций верховного командования, 23 июля 1941 года подписал следующий приказ для 6-й бронетанковой дивизии: «Захваченных партизан следует не расстреливать, а вешать на виду около деревни… В случае нападений на немецких солдат или на отряды все деревни в радиусе четырех километров следует сравнять с землей, а всех жителей мужского пола казнить через повешение».
ДЕЛО ФЮРЕРА НЕ ПОГИБЛО
Преступники не только обрели уважение, но и снова надели форму. Между тем достойных людей поставили в безвыходное положение. Такие, как Йон, были наказаны, а те, кто поумнее, остались на свободе. Расистские фантазии Гитлера вновь овладевали людьми, знакомившимися с ними по зарубежным изданиям «Майн кампф». Гитлеровские пропагандисты, финансируемые теперь правительствами разных
Процесс в Нюрнберге не покончил со злом. Тысячелетний рейх набирал полную скорость уже двенадцать лет. Проповедники расового превосходства были по-прежнему полны энергии, и в мире накопился огромный опыт развития фашизма во всех его проявлениях.
К концу войны союзническая армия оказалась вместилищем различных талантов. Там были американские и британские писатели, психологи, взломщики и прочие мастера на все руки. Доносы и доклады строчили многие: знаменитая любовница немецкого дипломата, чемпион по боксу в тяжелом весе Гене Танней, европейские физики и выпускники разведшкол, расположенных на безопасном расстоянии от любопытных нацистских взглядов. Печатали и передавали им инструкции юные особы, обычно назначавшие свидания «под Атласом» в Рокфеллер-центре на Пятой авеню. В конце 1945 года туда прибыл разведчик Ноэль Ковард, чтобы уладить с союзниками вопросы, касавшиеся работы на них. Туда также приехал шеф отдела пропаганды во вражеских странах Кэмпбел Стюарт и Роалд Дал, молодой пилот королевских ВВС Великобритании, чьи рассказы для детей Элеонора Рузвельт читала своей семье в самые тяжелые годы войны. Результатом соединения этих творческих сил стали блистательные схемы шпионажа, диверсий и обмана, направленные на то, чтобы положить конец нацизму. Затем Берлин пал и глава немецкого подводного флота объявил о безоговорочной капитуляции Германии.
Но никто не думал, что это конец борьбы. Генерал Уильям Донован, к примеру, опасался, что выживут люди, способные и далее распространять нацистскую философию. Он просил у британцев помощи, пытаясь предотвратить приход фюрера четвертого рейха. Работа над этим шла по обе стороны Атлантики. На каждого нацистского лидера было заведено отдельное личное дело. Досье Мартина Бормана обновили и пополнили материалами, касавшимися партийной структуры, распределения партийных фондов за рубежом и анализом того, как смерть Гитлера повлияла на его мышление. Папка «Жизнь, прошлая и будущая, мышление и поведение рейхсминистра нацистской партии Мартина Бормана» продолжала пополняться информацией многие годы. К этому имел отношение и Кэмпбел Стюарт. Когда-то он работал с особой миссией у папы римского, и его жизненная цель заключалась в том, чтобы «ухватить мир за горло», но не в приступе агрессии, а в пароксизме изучения. Ему нравились детективные истории. Он был жителем Монреаля, работал исполнительным директором лондонской газеты «Таймс» и чувствовал себя как дома и в вашингтонском обществе, и в Версальском дворце, и в Скотленд-Ярде. Как и многие военные журналисты того времени, он привык к долгим перелетам через Атлантику, любил старые американские самолеты, доставлявшие его в Лиссабон, оттуда на Бейкер-стрит или же «прямо в спальню» Черчилля для консультаций со стареющим премьером. Жизнь Бормана оказалась в поле его зрения, и когда Стивенсон спросил Стюарта, что его так привлекает к этой проблеме, он ответил одним словом — «Сострадание».
— Сострадание?!
— Да, ко всем жертвам этого зла. Оно не исчезло с крахом Германии. Оно и сейчас присутствует в той или иной форме. Нацисты выросли на почве расовых предрассудков, ими всеми двигало стремление создать высшую расу. Мы должны всегда с этим бороться, и Борман для нас полезное напоминание.
Стюарт постукивал тонкими длинными пальцами по стулу:
— Борман заставляет нас исследовать собственную совесть, если мы найдем для этого силы. Думаю, папе это не удалось. Я имею в виду Пия XII. Вы знали, что его предшественник подготовил послание «О единстве человеческой расы»?
— Нет.
…Ко времени этой беседы сэр Кэмпбел Стюарт не участвовал в общественной жизни, но оставался заведующим императорским колледжем науки и технологии и продолжал работу с секретными архивами. Когда в 1972 году в государственном архиве открылся доступ к некоторым документам военного времени, он посоветовал Стивенсону сделать запрос на доклады о жизни Бормана. Часть информации относилась к недавнему времени и была строго конфиденциальна. Многие из тех, кто давал сведения о распространении Борманом фондов партии по всему миру, были влиятельными людьми, и им бы весьма не понравилось, если бы о них узнали как об источниках информации.