Партийная разведка
Шрифт:
Мы приехали вместе с ответственным секретарём «Союза Русского Народа»… извиняюсь, «Славянского собора» Ларисой Андреевной Захаровой, моторной женщиной, смелой и прекрасным организатором — на Смоленскую площадь. Наши ребята уже стояли наготове. Накануне в субботу здесь была репетиция, стычка с ОМОНом
обошлась без жертв. Теперь ОМОН жался в проулке возле метро. Мы выскочили на проезжую часть, пробуя перекрыть движение. Машины сразу встали, словно были заранеё готовы к людской пробке. Но со стороны ОМОНа начали постреливать, в воздух. Атмосфера была раскалена до предела. Мы ушли с проезжей части.
Сели в троллейбус, проехали до Зубовской площади. Здесь тоже были наши парни и жался в проулке ОМОН. Та же стена народу. Та же молчаливая, приглушённая наэлектризованность на всё готовой толпы.
Так, вылезая на каждой остановке и проверяя готовность, мы с Ларисой Андреевной добрались до Октябрьской площади.
Пора было начинать Шествие гнева. Но народ всё прибывал и прибывал. Вскоре уже само человеческое море разлилось на проезжую часть, запрудило всё Садовое кольцо — и на Октябрьской, и перед парком Горького и дальше за мостом в сторону Зубовской было сплошное море людей. Только на самом мосту, перегораживая его проезжую часть, стоял островок ОМОНа со щитами и дубинками. Очень неудобно стоял — на виду. Стрелять — разорвут, скинут в реку. Их как-то само собой и скинули с моста, отобрав щиты и дубинки. Впрочем, они и не шибко сопротивлялись. Дали себя разоружить. Им «всенародно избранный» был уже тоже поперёк горла. Они, когда с работы приходят домой, — такие же люди, такую же всеобщую разруху вокруг себя видят.
Флаги развернули всё разом — красные, «черносотенные» черно-злато-белые, православные хоругви и иконы, бело-сине-красные флаги. Последних было немало. Многие демократические организации присоединились в общему шествию протеста. Всем здравомыслящим людям
«Царь Борис» был поперёк горла. В толпе черно шутили: «Самозваный царь Борис Годунов раскаялся, младенца зарезанного перед собой видел. — Этот не увидит, этот понашему, по-русски зенки зальёт, — а мы будем с голоду дохнуть в разваливающейся стране. Вот наградил нас аспидом Господь!»
Девятый вал повалил по Садовому в сторону Дома Советов — освобождать заложников-депутатов. Омоновцы бежали, бросая машины. На Смоленской была последняя стычка — смели заслон вполне профессионально. Когда мы повернули с Садового к Белому Дому, я шёл в первом ряду — рядом с нашими крепкими русскими парнями и крупным фактурным евреем с красивой черной вьющейся бородой и в черной хасидской шляпе. Мне он сказал, что он из свободных демократов, из партии мадам Новодворской, но дома вот не усидел:
— «Царь Борис», мол, всех достал и тут, мол, несмотря на наши партийные разногласия, — дело общее, надо чистить авгиевы конюшни.
Мы шли, а он всё повторял: «От художеств «Царя Бориса» и, главное, от тоскливой нищей жизни, что он подавляющему большинству народа, вместо освобождения, принёс, всё одинаково устали. Обещал привилегии отменить — не отменил. Собственность народную бездумно и бесчестно, кому попало, раздал, кто ухватил тот и пан, а остальных — девяносто процентов в нийще. Страну развалил: «Берите суверенитета, сколько проглотите!» Обещал на рельсы лечь, если жизнь не наладится, — не лёг. Какая ж тут свободная демократия? Тут катастрофа! Вот потому мы всё вместе протестуем!»
Мы размашисто шагали, почти
почти вплотную с Белым Домом. Еврей упал. Потом у нас болтали, что якобы Кремль специально выписал группу снайперов из Израиля и рассадил на крышах вокруг Белого Дома. Странно: что же они не видели, что достают своего? Или своему ослушнику первому пуля?
Я подал еврею руку, он поднялся, его лишь, сбив шляпу, кроваво царапнуло.
Я закричал:
— Вперёд! В мёртвую зону от выстрелов. Прижимаемся к зданию мэрии.
Мы побежали, что есть силы, и всей полуобезумевшей толпой, разбив стёкла, вломились на первый этаж мэрии. Толпа хлынула вверх на её этажи, выламывая двери, разбивая и ломая всё подряд.
А с Садового кольца вал за валом валил и валил народ.
Оцепление вокруг Дома Советов побежало. В проходе между мэрией и Домом Советов стояли их машины, военные шофёры разбегались, оставив ключи зажигания. Машины захватывали, разворачивали:
— Едем брать «тель-авидение».
— Разворошим Гнездо Зла!
— Возьмём московский Тель-Авив!
— В Останкино! В Останкино!
— Народ, грузись в машины — поедем продажное тель-авидение сучить!
Приказов не было — была разбушевавшаяся святая стихия. Наши люди разве что чуть-чуть её направляли, в нужные моменты оказываясь впереди и ведя толпу за собой.
Я прошёл в Белый Дом, поднялся на внутренний балкон, выходивший во двор. На балконе стояли Руцкой, Константинов и Макашов. Генерал Макашов всё время делал какие-то распоряжения. Константинов вёл непрерывный митинг, выступая перед защитниками Дома Советов, толпившимися во дворе.
Я подошёл к Макашову, громко на весь балкон отрапортовал:
— Мой генерал! Задача выполнена! Блокада прорвана. Оцепления вокруг Белого Дома больше не существует. Разбежались. Попутно, мы не удержались и со страха, когда начали по нам стрелять, взяли с ходу мэрию. Там сейчас творится, чёрт знает что.
Стоявший рядом Руцкой засуетился:
— РНЕ? Где РНЕ? Скажите, что я приказал зачистить мэрию. Надо соблюдать порядок. Пусть наведут там порядок. Никаких бесчинств.
«Русское национальное единство» было единственной реальной военной силой, подчинявшейся не «Фронту национального спасения», не его «командарму» генералу Макашову, а непосредственно Хасбулатову и Руцкому Мы Баркашова в «Соборе» отговаривали от опрометчивого шага завязываться на «большого чечена». Но Хасбулатов для РНЕ особняк во дворе Дома Советов предоставил, и наш Ефрейтор (так мы его звали за симпатии к Гитлеру) поплыл. А тут ему ещё Указом Верховного Совета звание полковника присвоили.
Ефрейтору-полковнику крикнули с балкона приказ Руцкого, и он отправился со своими чернорубашечниками чистить мэрию.
Макашов сказал Лётчику:
— А толпа? Чем занять толпу? Может быть, выступишь?
Руцкой молчал. Макашов приказал мне:
— Гони сам в Останкино. Я сейчас приеду с «афганцами». А толпу? Что с толпой? Беги — разворачивай с Са-
дового кольца прямо в Останкино. Тут и так народу хватает. «Оборона — смерть вооружённого восстания!» Действовать, действовать. Я ответил: